Обреченный рыцарь
Шрифт:
И меч. Это вообще песня! Обоюдоострый, узкий и длинный. Где-то в полторы длины Гавейнова гладиуса. Попробуй увернись от такого. Еще и удар нанеси. Да желтолицый просто не подпустит к себе врага.
– Ты его погоняй немного! – словно издеваясь, напутствовал Парсифаль. – Не вздумай сразу укладывать, чтоб зрители чего не заподозрили…
– Сам попробовать не хочешь?! – огрызнулся взвинченный крепыш.
Из его головы никак не шел неудачный разговор с амазонкой, который, как ни странно, угнетал бритта больше, чем предстоявшая схватка.
– Так не я же в зятья к князю набиваюсь! – отбрил блондин. – И помни,
– Цзянь? – попробовал бородач на вкус незнакомое и показавшееся ему несерьезным слово. – Это еще что за хрень, елы-палы?
– Мечи такие хинские, неуч! – возмутился всезнайка тевтон.
– Ни хао! – вежливо поклонился парень с косой.
– Сальве! – в свою очередь поприветствовал противника Гавейн.
Через мгновение ему стало не до вежливости.
«Погоняй его немного!» – передразнил крепыш напарника, умаявшись в бесплотных попытках отвязаться от нахального хинца.
Тот напоминал разбушевавшийся ураган. Перемещал тело легко, проворно и стремительно. Его движения были то такими размашистыми, что бритт не мог уследить за ними, то столь незаметными, что он их практически не чувствовал. Однако ж приметил, что чжунгосец пытался достать его запястья.
Рыцарь только тем и занимался, что увертывался от града ударов. О том, чтобы атаковать самому, и речи не было. Желтолицый казался ему тенью. Прыгал вперед, внезапно уходил в сторону, делал выпад и исчезал, когда крепыш силился выполнить контрудар и в итоге поражал пустоту.
«Еще немного и мне хамбец!» – подумал бородач и решил наплевать на инструкции Перси. Куда там ждать, если скоро сам либо выронишь оружие, либо начнешь рыть носом землю.
Противник тем временем сменил тактику. Стал двигаться более плавно, словно красовался перед публикой своим умением владеть мечом.
Отвел назад и опустил на землю правую ногу и сразу же поднял вверх согнутую в колене левую. Развернул корпус вправо. При этом его левая рука оказалась поднятой на уровне головы. Нанес мечом рубящий удар от себя – вниз, сосредоточив свой взгляд на острие меча.
«Ну, артист, ты только откройся, а там посмотрим».
Левая нога хинца опустилась на землю. Разворачиваясь влево, он описал правой ногой один круг против часовой стрелки. Его меч проделал круг вслед за разворотом тела хозяина…
«Ага, вот оно!»
Бритт быстро нажал пальцем одно из двух углублений в навершии своего гладиуса.
Клинок задрожал, и из острия меча вылетела крохотная, почти незаметная постороннему глазу (особенно, если находишься на том расстоянии, на каком располагались от поля боя зрители) голубая змейка-молния. Вылетела и укусила хинца в не защищенную панцирем шею.
Парень дернулся и застыл на месте с выпученными глазами. Постояв так секунду-другую, начал, как спиленное дерево, валиться на землю. Так же плавно, как до этого выполнял свои боевые упражнения. Так что со стороны могло показаться, что и сейчас он проводит некий замысловатый прием.
Свой меч цзянь хинец так и не выпустил, словно оружие было частью его самого.
Гавейн ради интереса нажал и второе углубление в навершии. Гладиус с такой силой дернулся в руке, что он едва-едва удержал его. Зато меч желтолицего птицей выпорхнул
– Твоя победа! – кивнула Орландина, склонившись над телом гостя из Чжунго, который уже пришел в себя и пытался что-то невнятно промяукать на своем, таком похожем на кошачий языке.
При этом амазонка так подозрительно глядела на Гавейна, что любой другой на его месте уже непременно бы стушевался. Однако кожа бритта была достаточно толстой. И лишь одной паре женских глаз было под силу пробить этот панцирь…
В скачках участвовали шесть наездников. Ровно столько претендентов дошло до этого тура состязаний.
Бритт подумал, хорошо, мол, что датчанина сняли с соревнований. Что было бы, если б участников оказалось непарное число. Явно кому-то пришлось бы сражаться против двух соперников во втором туре. А вдруг именно ему? И это при том, что его гладиус был настроен Файервинд лишь на один поединок. Вторым же противником по иронии судьбы вполне мог оказаться вендиец. Потому как везет Гавейну с Востоком. Как утопленнику.
Вон ведь как гарцует «чумазый» на лихом скакуне. Таки прошел в третий тур, одолев в противоборстве иранского принца. Крепыш, разделавшись со своим неприятелем, еще успел посмотреть финал этой схватки. Право, было на что полюбоваться истинному знатоку рукопашного боя. Рыцарь даже порадовался, что не он, а иранец отбивался от атак стройного и гибкого, как тростник, земляка Будды. Хотя хинец тоже был неплох.
Что ж, вот теперь сошлись и они один на один. Остальные четверо не в счет.
Скотт? Ну, эти больше из луков стрелять умеют. Откуда среди них лихие наездники? По болотам скакать, что ли.
Маленький и юркий ниппонец? Тоже не удалой всадник. Его удел – махать своим косым мечом, похожим на саблю. (Как там его обозвал Перси? Катала? Катана?)
Конечно, двое имперских патрициев – один из Галлии, другой из Нового Карфагена – могут показать кое-какое мастерство. Как-никак природные аристократы, с детства в седлах сидеть приучены. Однако ж не проходили они школу мастера Ланселата, да и, судя по их слащавым физиономиям и расслабленным позам, вообще военной службы не нюхали. Сосунки! И туда же, женихаться вздумали. Елы-палы!
Но вендиец тертый калач. Эвон как в седле сидит.
Да и конь у него…
Мечта, а не животное. На таком самим богам прилично ездить.
Кстати, кто его знает. Говорят, у вендийцев три миллиона триста тридцать три тысячи триста тридцать три бога (вот, все не как у людей, будто им одного Будды мало). Вдруг да кто-нибудь из них расщедрился и подарил своему поклоннику (а то и внебрачному отпрыску) скакуна из личных конюшен.
Или смуглый красавчик сам один из этой прорвы иных существ? Само собой, не из главных, а так, мелочь пузатая. Всякое бывает. Захотелось ему женой-красавицей из северных земель обзавестись. Чтоб кровь, так сказать, разбавить. Да и новых подданных приобрести.