Обретение
Шрифт:
– А дальше? Мы не думаем о том, что будет дальше. Рано или поздно на Волков объявят облаву… и не станет Волков.
– И что мне с вами делать? – уже спокойно осведомился переставший излучать холод Учитель Доо. – Вы хоть понимаете, что изменили присяге? Вы понимаете, что формально Лакшман Чагатай был в своем праве?
– Нас выкупили у Тулипало, как скот, – запальчиво возразил пленный, изрядно вымотанный собственными воспоминаниями. – Это… это присяга изменила нам.
– И тем не менее, наказание за все ваши «подвиги» – смерть.
– Я готов! – с мрачной решимостью подтвердил Ёдгор Фуин.
Учитель Доо выглянул из кибитки и окликнул крутившегося поблизости стажера-Пиккья.
– Уважаемый! Не в службу, а в дружбу: принеси водички, а то раненому горло нечем промочить…
Не просто
Наставник ждет. Пора принимать решение. Взрослое, с полной ответственностью за последствия.
– Позволять вам разбойничать дальше, – уверенно начал я, чуть откашлявшись, – непозволительно. Казнить?.. все равно кто-то избегнет справедливого наказания, схронов у вас наверняка хватает. Я предлагаю службу. Тяжелую, скучную, но и опасную службу в глухом горном уголке. Там недавно случилась попытка самовольного захвата территорий частным лицом.
– Не получится, – перебил меня наставник. – Иса не имеют права брать под свою руку войска.
– Какие войска, наставник? – удивился я. – Где ты видишь войска? Это небольшой отряд кризисных управляющих, с чуть усиленной защитой – от хищных зверей и разбойных людей… Места-то там дикие.
– А-а-а, ну да, кризисные управляющие, конечно… Так вот они какие, – мудро кивал Учитель Доо, а пленный переводил с меня на него и обратно непонимающий взгляд. – Да, кризис управления – это не шутки, только такие люди для его разрешения и нужны.
Я снял с шеи семейный перстень-печатку, нанизанный на цепочку, и извлек из мешка чистый пергаментный свиток в футляре – как любой потомственный бюрократ, хранил небольшой запас на всякий случай. Учитель Доо уже растирал тушь в походной тушечнице... Знаю, эти распоряжения никто не сможет отменить. Отцу, возможно, придется разгребать их последствия, но воспротивиться принятому мною решению не сможет и он – гордость не позволит. И, возможно, позже никуда не годному младшему сыну не отвертеться от наказания за самоуправство… Я к этому готов.
Через пару часов новоназначенный начальник административного десанта, слегка пошатываясь – рука у Учителя Доо все же тяжелая, – растворился в ночи в сопровождении хранителя. Ушел незаметно от глаз шпионов-Пиккья – Сию обо всем позаботился. Наш котик стал умелым мастером иллюзий и мог отвести глаза любому. Я напряженно следил за обстановкой в караване, но все было тихо, «сбегающего» пленного не обнаружили. Да и Хранитель Сию вернулся весьма довольным, с куском колбасы в зубах. Думаю, что очень скоро компания скромных служащих в блестящих доспехах направит копыта своих коней к деревушке Муле, где в укромной долине высится трехэтажный особняк-крепость с красной дверью, а окрестные крестьяне забыли имперский пригляд. Я настоятельно рекомендовал им занять башню, даже если сейчас она не пустует, и обеспечить охрану сельского чиновничества и безопасность жителей. Официально оформит их на эту службу глава Управы города, местного «нервного узла», подчиняться будут тоже непосредственно ему. А для любого проверяющего все предложения были зафиксированы на бумаге и закреплены печатью высшей семьи Иса, не думаю, что кто-то осмелиться оспорить их назначения.
– Уважаемый учитель, – почтительно поклонился я наставнику, – как ты думаешь, нам с тобой когда-нибудь попадутся нормальные разбойники?
– Поищем, – бодро отозвался тот.
9. Смерть героям
Я сидел за обшарпанным столом провинциальной гостиницы и с удовольствием ужинал полезной гречневой лапшой, даже не помышляя опрокидывать ее на пол. «Можно вывезти Иса из Шусина, но Шусин из Иса не вывезешь никогда», – теперь, в Шусине, мне стала понятна старая семейная поговорка. Это трудно объяснить, но я был дома. В отдельной миске горкой высились чуть прихваченные жаром открытого огня кубики
Жена хозяина привычно нянчилась со мной.
– Тощий-то какой, – причитала она, подсовывая под руку пышные лепешки, намазанные смесью тертого сыра и чеснока, – аж зеленый! Только глаза да нос торчат… У-у-у-у, ирод, совсем уморил парнишку…
«Ирод» согласно кивал, весело поблескивал глазами, и протягивал грубовато слепленную глиняную чашу под багровую струю густого терпкого вина с предгорий, где у семьи хозяина были собственные виноградники. Перед ним в изобилии располагались миски с горячей лапшой, свининой в крахмальном кляре и солено-сладком соусе, ростками бамбука и древесными грибами – наставнику тоже похудеть не грозило.
Мы оставили изрядно пощипанный караван в разоренной дезертирами фактории у плато Алтыгель. Смогли выкупить лишь пару упрямых мулов: каждая скотинка была на счету. Туркис протрезвел, пришел в себя и содрал с нас за них впечатляющую сумму – семейное мастерство не пропьешь. Возможно, он таким образом хотел отыграться за историю с Ёдгором Фуином, загадочное исчезновение которого наделало большого переполоху. И хотя мы с наставником были ранены, а охранники-Пиккья, приставленные к нашему фургону, не видели и не слышали ничего необычного, ситуация с «побегом пленного» после нашего неожиданного превращения из недотеп в умелых воинов и триумфального вмешательства в ход сражения выглядела очень подозрительно. Не походили мы на доверчивых простачков, которых обвел вокруг пальца ушлый разбойник, но и обвинить в сговоре с беглецом никто не решился.
Рана моя была достаточно серьезна, поэтому все же пришлось раскошелиться на мулов.
До ближайшего городка с постоялым двором добирались долго, Шусин не баловал частотой селений. На привалах заваривали лекарственные травы, меняли повязки… останавливались часто. И столь же часто объяснялись: только после утомительных расспросов, иногда больше напоминающих допросы, в наших подорожных появлялись печати постов военной администрации дорог. Не думаю, что в чем-то подозревали именно нас, скорее всего, власть здесь просто не любит чужих. Она и своих-то не сильно жалует. И вот, наконец, мы добрались до гостиницы, и уже пару недель я блаженствовал в тишине и покое чистой уютной комнатушки.
На постоялых дворах давно себя чувствовал как рыба в воде: расположить хозяев и подружиться с постояльцами – элементарная задачка. Здесь же вообще отдыхал душой. Не оставляло ощущение, что вернулся в родное поместье. Шусинцы были так похожи на домочадцев, тех, кто окружал меня с самого детства: волосы всех оттенков русого, от светлого до пепельного, узкие лица с острыми подбородками, серые или карие глаза. Только персиковый оттенок кожи столичных обитателей не совпадал с загаром разной интенсивности, которым отличались местные жители, много времени проводившие на свежем воздухе. Одевались тоже чуть иначе, чем в Бахаре: халаты короче, штаны уже, сапоги выше. Куртки застегивались по плечевому шву и имели стоячие воротники. Женщины прикрывали волосы яркими платками, следя, чтобы ни одна прядь не выбилась наружу. Юноши и девушки обматывали шарфы вокруг пояса, а десятки длинных тонких кос, украшенных блестящими монетами и яркими бусинами, стягивали в высокие хвосты. Взрослые мужчины носили строгие пучки и убирали их под шапки, простые суконные или отделанные мехом. Мы с наставником потратили кругленькую сумму, чтобы одеться соответствующим образом, и теперь я отличался от всех лишь цветом глаз, они у меня зеленые, мамины. Учителя Доо в рыжем лисьем малахае легко можно было принять за степняка – их здесь тоже хватало. Как одежда меняет облик, выявляя сокрытое! Без сомнения, в наставнике течет кровь степняков, но степняк, входящий в императорский дворец как к себе домой?.. И я впервые задумался, к какой же семье принадлежал на самом деле мой учитель.