Обретение
Шрифт:
Я кивнул. Учитель Доо, подхватив ворох одежд и доспехи, опять ушел куда-то, вот староста и осмелел, разговорился. Почему Тулипало забирали коней? Ничего не понимаю! Разве наследники Текудера не имеют исключительных прав на потомков его скакуна? А если нет наследников, то почему в деревне оставили этих пятерых? Утаили для развода?
Тем временем на площадь высыпала, казалось, вся деревня. Хмурые мужики, притащившие зачем-то с собой хозяйственный инвентарь – косы, вилы, серпы, – негромко гомонящие женщины, детишки, с любопытством выглядывающие из-за юбок матерей и спин отцов. Отдельной группой возле старосты собрались деревенские старики. Трактирщик сам вывел наших лошадок с притороченными
Стук захлопнувшейся двери. Скрип распахивающейся створки. Сияние солнца на шлеме, взметнувшемся к небесам. Багрянец плаща на металле доспеха. Черно-алое облако свитых в кольцо духов изнанки окутывало могучую фигуру гордого воина, излучающего неимоверную мощь и энергию. Бездонные колодцы глаз за мгновение вобрали в себя всех, кто толпился у входа. Мертвая тишина опустилась на площадь, только фыркали золотые кони, переступая точеными ногами. Он птицей взлетел в седло Мерхе – то самое, украшенное чернью и слоновой костью, что приносили к нашим ногам, – и тронул поводья.
– Текудер… – умоляюще прокаркал кто-то из стариков.
– Герой Текудер, – презрительно оборвал его Учитель Доо, садясь на свою неказистую кобылку. Я последовал его примеру.
Толпа расступалась сама. Мы ехали под перекрестным прицелом глаз, с изумлением и недоверием взирающих на мощную фигуру всадника, несущую печать истинного величия. Шелк и сталь, роскошь и сила… Герой? Да, такими должны быть герои. Кто осмелится заступить ему путь?
Никто не заступил.
Из переулка метнулась под копыта золотого аргамака серая тень. Старушка. Маленькая и сухонькая. Текудер сделал было попытку покинуть седло, но требовательный окрик наставника остановил его порыв.
– Ты прости нас, – плакала старушка, а герой низко склонялся к ее седой голове, небрежно покрытой платком, – Мы не злые, мы просто глупые… На-ка, возьми, – она сунула сверток, в ее руках выглядящий увесисто, но почти утонувший в квадратной ладони мужчины. – Тебе ужин собирала. Покушаешь вечером…
Всадник молча выпрямился и коснулся поводьев. Мерхе прибавил ходу. Старушка еще какое-то время шла, держась за стремя и не сводя глаз с всадника, а потом начала отставать.
– Господин, – окликнула Учителя Доо, поравнявшегося с ней, – Возьмите. Он берег его до последнего, пока совсем не утратил себя… – потрепанный тешань сверкнул острыми гранями пластин, – я сохранила то, чем он так дорожил…
– Спасибо, – на секунду опустил голову наставник. – Я рад, что хоть у кого-то из земляков и родичей воина душа не покрылась коростой. Это зачтется.
– А куда вы его забираете? – переборов робость, срывающимся голосом крикнула старушка нам вслед.
– В вечность. Вы ведь давно его похоронили.
Вечность скрывалась в лесу, сразу за холмами, опоясывающими деревню героя. Солнце закатилось меж их округлых вершин, взор ласкала просыпающаяся ночь. За весь день не было съедено ни крошки, да и жажда мучила. Привал на лесной опушке, куда свернули с натоптанной копытами тропы, был жизненно необходим. Мы с наставником расседлали и стреножили коней. Он пошел срезать дерн и собирать топливо для костра, а я кинулся вытирать потником лоснящееся золото их шкур. Они не дичились, были дружелюбны и ласковы.
– Балованные и доверчивые, – заметил Учитель Доо, принеся очередную охапку хвороста. –
– Их нельзя не любить! – восторженно отозвался я, благоговейно поднося кусок сахара к бархатным губам Мерхе.
Герой как спешился, так и сидел у кустов на краю поляны, не издавая ни звука.
Вскоре в костре бесновался огонь, вторя краскам заката и осенней листве.
– Сообрази-ка ужин. – Наставник кинул мне заплечный мешок с походными припасами. – Бурдюк на твоей пегой полон воды, хватит на похлебку и прочие разносолы.
Положим, бурдюк был не очень полон, я в дороге пару раз к нему прикладывался, но на похлебку и вправду хватит. А «разносолы» – это «выпить чаю» и «помыть посуду»? Разносолы остались в деревне! Люблю речи наставника за емкость эвфемизмов.
Пара морковин, луковица, завернутые в чистую тряпицу полоски вяленого мяса, бамбуковая коробка с курдючным жиром, мешочки с пшеном и рисом – мы уже опытные путешественники. Растопить жир в котелке, обжарить в нем овощи, добавить воды, разварить крупу и измельченное острым ножом мясо… дело не быстрое, но оно того стоит.
Учитель Доо тем временем помогал бывшему ученику избавиться от доспеха. Тот молча склонял голову, позволяя снять шлем, поворачивался нужным боком, подавал то одну руку, то другую… кукла. Большая разноцветная кукла. Вскоре груда сверкающего железа скрылась в переметных сумах, коих в деревне нам выдали предостаточно, а сам воитель, даже не расправив складки шелковой поддоспешной рубахи, так же безучастно пересел к костру. Я бросал на него искоса взгляды, полные любопытства: ожившая легенда, осколок героического прошлого! Текудеру можно было дать навскидку лет двадцать пять-двадцать семь, если бы не седые пряди, перевившие кольца иссиня-черных волос, спадающих на плечи. Время забыло вернуться к нему еще сто лет назад: высокий лоб не тронули морщинами раздумья, плавность бровей не исказили суровые складки, веки не нависли над большими черными глазами, в которых бесследно тонули искры костра. Чуть изогнутый горбинкой тонкий нос, четко очерченные губы крупного, решительно сжатого рта, упрямо выдвинутый вперед квадратный подбородок с небольшой ямочкой – эта примета, нарушающая совершенство черт, вызывала необъяснимую симпатию… Никогда не скажешь, что Текудер родился в глухой деревне: искусно изваянные статуи знаменитых героев прошлого, стоящие в саду родового поместья, были столь же гармоничны. Чистое лицо… успел побриться перед отъездом? Физиономии буянящего в харчевне пьяницы я толком не разглядел, но тот, кто сидел передо мной, был умыт и причесан.
Красив. Действительно красив, смуглой южной красотой – вот только на юге представители этой породы давно не бродят по улицам древних городов. Тело его словно втянуло внутрь энергии изнанки, уже не огораживающие круг боевого безумия. Каждый мускул звенел сдерживаемой силой: экономные движения, хищная грация воина… по контрасту с пустым равнодушным взглядом это смотрелось жутковато. Хранитель Сию, воплощенный в материальную форму и ожидающий свою порцию похлебки, настороженно поблескивал на Текудера глазами, пряча алые искры в глубине янтаря.
Похлебка удалась, но на троих содержимого нашего котелка хватило не более, чем просто утолить голод. Герой ел, будто не ощущая вкуса, хотя отсутствием аппетита не страдал. Так же безучастно подвинул к костру узелок старушки. Свернутый рулетом омлет, маринованные сливы и ростки бамбука, обжаренные свиные ушки были уложены в липовые коробки с крышками и все это покоилось в плетеной корзине, обвязанной чистой тканью.
– Тебя каждый вечер так кормят? – не удержался я от вопроса.
– Да, – равнодушно отозвался Текудер, чуть ожив, – Мирина каждый день приносит ужин.