Обрученная со смертью

Владон Евгения

Надо сказать, это было далеко не первое выбивающее из-под ног почву изумление-ступор, которому меня подвергла увиденная в упор находка. Точнее, она положила лишь начало целому ряду настoлько неожиданных и во истину шокирующих открытий, от коих, наверное, проще свихнуться, чем принять, как на духу, за голую действительность. А верить глазам на тот момент, ох, как не хотелось. Только, увы, иного выбора мне не выдали.

Я приближалась к «парапету», с каждым шагом и выбиваемой гулкими ударами сердца секундой ясно понимая, что передо мной вовсе не обрыв. Я на самом деле видела простирающееся пред моими глазами бесконечное синее небо, под которым (а не над которым), где-то далеко-далеко внизу начинался уровень из плотных облаков, освещённых сверху прямыми

лучами полуденного солнца. А может и не полуденного. Ибо земли под оградой «гранитной» плиты я так и не увидела, подступив до этого пугливо к её «перилам» и осторожно выглянув за край. Сказать, как у меня перехватило дыхание и зашевелились на затылке волосы? — лишь поверхностно описать моё реальное в те мгновения состояние. Сердце набирало бешенные обороты и лупило по барабанным перепонкам подскочившим давлением и шипящим адреналином, наверное, под стать оголтелому камикадзе, которому вдруг срочно понадобилось выломать мне рёбра, раздробить изнутри виски и тем самым вырваться на свободу, прямо в объятия долгожданного забвения.

Никогда ещё меня так не шторило от страха и увиденной во всей красе жутчайшей картины. Был бы это сон, на вряд ли меня так накрыло. В снах я спокойно могла летать по небу, над землёй и городами, не испытывая при этом ни парализующего ужаса, ни зашкаливающего сердцебиения. Здесь же я чётко осознавала, что всё это куда более, чем просто реальность. Голограмму подобных масштабов если и можно создать, то на вряд ли бы её стали делать для меня одной. Я была уверена на все сто, что не сплю. ставалась последняя надежда на внушенную Астоном галлюцинацию, но и здесь как-то верилось с большой натяжкой.

Дёрнул же меня чёрт потянутся взглядом после лицезрения и без того головокружительной панорамы в сторону. На этот раз приморозило меня к месту едва не намертво. Челюсть с щелчком отвисла, а глаза так и вовсе вылезли из орбит.

Не берусь вычислять точное расстояние, но, наверное, где-то в двух или трёх километрах от моего правого плеча или, как любят выражаться во многих голливудских фильмах, на два с половиной часа, я увидела во истину нечто невероятное. По правде говоря, с ходу и не скажешь, что же это было. Но уж явно не зависший в небе огромнейший космический корабль. Скорее кусок cкалы, перевёрнутый вниз, на идеально ровной поверхности которого возвышался тёмно-изумрудный замок, а вокруг этого замка…

Да, да, до меня наконец-то стало доходить много чего до этого необъяснимого. В том числе и месторасположение Палатиума Астона с окружающим его парком и возможно даже горами. Я смотрела на его схожего (но на вряд ли идентичного) двойника и чувствовала, как к горлу подступает принеприятнейший комок тошнотворной горечи.

И это еще не всё. Висящая в небе скала не просто так там болталась и парила, а была ещё, ко всему прочему, окружена сферическим куполом вроде как из абсолютно прозрачного материала (уж не стекла в любом случае). Если бы не отражающиеся от него блики солнечного света, то, скорее всего, я его бы и не заметила.

В общем… мегатонными впечатлениями меня придавило за последние минуты весьма нехило. Даже отдышаться, как следует, не успела, когда вдруг, ни с того ни с сего, подняла руку и будто завороженная потянулась вперёд, за край ограждения. Сложно сказать, чем же меня в тот момент так сильно перемкнуло, но тогда мне почему-то казалось, что если я этого не сделаю…

— На твоём месте я бы этого не делал.

сцена пятая, «диверсионная»

Честно говоря, странные и совершенно непривычные ощущения с последующей реакцией. С одной стороны, будто гипнотическое притяжение, отключающее все имевшиеся до этого способнoсти думать, анализировать и принимать решения по собственной воле, а с другой, наоборот, неожиданно окутывающее с головы до ног словно невесомым коконом нечто волнительное — мириады ментальных искр по затылку, спине и прямиком в пятки. Впервые я испытала схожие чувства в своей спальне у нас дома, когда Астон «заставил» вспомнить меня о событиях двадцатилетней давности. Тогда

я тоже ощутила такие же «высвобождающие движения» по позвоночнику, схoжие с раскручиванием спиралевидных колец вдоль защищённых нервных пучков. Разве что в этот раз их источником был кто-то другой. Хотя, без Найджела в любом случае никак не обошлось.

Не знаю как, но я впервые ощутила его появление за своей спиной, как нечто осязаемое и захватывающее, буквально физически и на ментальном уровне одновременно, отчего по сердцу прошлись пугающие волны ментолового онемения, задевая лёгкие и диафрагму. Не скажу, что я тут же и сразу же отдёрнула от невидимого защитного барьера руку, но вот подпрыгивать на месте от неожиданности точно не стала, будто заранее ожидала материализацию мужчины за своей спиной, зная наверняка, что так и произойдёт, поскольку никто, кроме него, появиться здесь попросту не может.

— Почему? — вопрос слетел с моих губ машинально, сам собой. И это при том, что я так и не обернулась.

Что бы Астон там не говорил и не намеревался мне поведать, моя внутренняя интуиция упрямо нашёптывала обратное, при чём выглядело это весьма странно. Словно что-то во мне «боролось», вынуждая опустить руку (очень-очень медленно, как в заторможенном видеовоспроизведении) и сделать неспешный шаг назад. В то время как другая моя «половина» до сих пор жаждала прикоснуться к тoй штуковине.

— Ты же не хочешь, чтобы через тебя прошёлся заряд, равный нескольким тысячам вольт вашего электрического тока. Если каким-то чудом тебя им и не убьёт, то, сильно сомневаюсь, на счёт полной сохранности твоей интеллектуальной жизнедеятельности.

Что ж, согласна, аргумент крайне убедительный. Но если это не эклектический ток, тогда что? И почему он должен меня убить? Правда вслух по этому поводу я так ничего и не сказала, зато у меня появилась причина обернуться и взглянуть на Астона при ярком освещении полуденного солнца. Правда, последнeе не осoбо-то и вышло. Он стоял где-то в четырёх метрах под сенью нижних ветвей ближайшего ко мне дерева, и молодая, но уже достаточно густая листва лесного бука укрывала защитной вуалью живой тени и его лицо, и, как минимум, треть верхней части тела мужчины.

Надо отметить, что в этот раз он решил приодеться в целый костюм, то есть, не в одни брюки и рубашку, но и в пиджак. По цвету и фасону он походил на тот комплект, в котором я впервые его встретила возле нашего медучилища, хотя отличия всё-таки имелись и в оттенке, и в некоторых деталях общего кроя. Плюс очки от солнца более крупные, чем в прошлый раз, почти полностью скрывавшие чувствительные глаза от беспощадных лучей дневного светила (надеюсь, нашей галактической звезды, а не какой-нибудь мне неизвестной, например, Цессеры).

Внешность Найджела в подобном облачении, как всегда отражала безупречный образ его мужской породы во всех понятиях и смыслах, граничащей с манерным изыском прирождённого аристократа в энном поколении (в его случае даже страшно представить в каком вообще). Думаю, любой, глянув на него впервые мог ошибочно принять его за чистоплотного неженку и белоручку (один оттенок его уязвимой к солнцу кожи чего только стоил). Не удивлюсь, если при прогулках по Земле среди безоблачнoго дня он не снимал перчаток даже летом. Хотя, едва ли они могли испортить весь его презентабельный облик и утончённый вкус к мужским вещам. Скорее наоборот, еще бы больше подчеркнули экзотическую внешность породистого красавца, заставляя сердца встречных девушек и прочих всевозрастных дам биться более учащённо и надрывней. Если я сама, только-только взглянув на него (а до этого услышав пробирающий до поджилок до боли знакомый баритон) начинала испытывать удушающую волну хлынувшего к голове и прочим участкам тела обжигающего изнутри жара, что уже говорить про остальных его жертв. При чём я была уверена на все сто, что никаких чувств, отдалённо напоминающих первые позывные девчачьей влюблённости, я не испытывала к нему никоим образом. И это при подскочившем давлении, сбившемся дыхании и прочем полном наборе через чур волнительных эмоций и ощущений.