Обручник. Книга вторая. Иззверец
Шрифт:
Даже не предполагала, что они когда-либо были.
Правда, Федосыч намекал, что мать, может, где-то и имеется, а про отца сказал так:
– Одуванчиковой был породы. На него дунули, а он плюнул. И вот – Муркалюшка.
И Макс долго недоумевал, внучка-то она ему по сыну или по дочери.
С Муркалюшкой у него сочинилось любовное приключение.
Но это еще по первоприездью.
То есть, когда он едва появился в этом дворе на предмет организации тут жительства.
Он не сразу понял, что в ней погибла великая актриса. Ибо
Но Муркалюшка, когда он ее пыхтя и отдуваясь, доволок до дома, вдруг выпорхнула из его объятий, прошлась как ни в чем ни бывало туда-сюда и сказала:
– Ну что ж, ты мне подходишь.
– В каком смысле? – поинтересовался он.
– В том, что я уже было разочаровалась в мужчинах, что уже исчезли способные носить девушек на руках. Оказывается, нет. И я рада такому своему заблуждению.
И протянула руку для знакомства.
А на второй день – это было воскресенье – они оказались в лесу.
Роща, соскелетенная еще по осени, обезлиственными тоще смотрелась на фоне двух роскошных барских усадеб, обсадивших себя со всех сторон хвойными напушами.
– Ты единственный на моей памяти Безрукий Демон, – смеясь, называла она его, намекая, что за все время, что они были в уединении, он ни разу не попытался исследовать ее на ощупь, пользуясь только пустыми, как намеки на что-то значительное, жестами.
Макс смущался, но продолжал вести себя с прежней застенчивостью.
Хотя в обыкновенной, светской, можно сказать, общительности, он поднаторел, и мог войти в любой дом без особого мондража.
Но лесное уединение… Где к тому же все просматривается на многие метры в разные стороны…
Так они не спарились, как могло быть подумано спервоначалу.
Больше того, Муркалюшка неожиданно спросила:
– А ты знаешь, что такое сомати?
– В общих чертах, – соврал он, поскольку понятия не имел о чем, собственно, речь.
Про себя же он отметил, что лжи способствуют три обстоятельства.
Первое – уединение с женщиной.
Второе – природа, не умеющая скрывать своего превосходства над человеком.
И третье – запах хвои.
Да, да! Элементарной хвои.
В нем улавливается дух каких-то раскованных пространств.
– Так вот сомати, – назидательно начала Муркалюшка, – это состояние, в котором человек оказывается перед смертью.
– Клиническая смерть? – вновь фальшиво понаивничал он.
– Нет, это как бы остановка перед тем, как оказаться на Том Свете, и чем окончается пребывание на этом.
– Интересно! – опять же полукавил Макс.
И вдруг открыл еще одну закономерность. К вранью лучше всего располагают женщины-проститутки. Ежели бы перед ним была бы, скажем, та же Александра Михайловна, которую за глаза он звал Сашук. Так вот при Сашук ничего подобного не пришло бы и в голову. Надо было
Однако, здесь есть смысл доиграть спектакль до конца.
– А, может, это летаргический сон, – не унимался Волошин.
– Нет! – тряхнула головой Муркалюшка так, что из прически вылетела заколка, которую они – почти одновременно нагнувшись, – стали искать в палой хвое.
И тут их головы сперва, вроде бы ненароком, а потом с намерением, но шутливо, столкнулись.
И после несложного маневра губы отыскали губы.
Поцелуй получился, если так можно выразится, под углом.
Нетрудно вообразить себе две склоненные почти до земли головы, которые, однако, еще и целуются.
Выпрямившись, они на вполне приличном серьезе – отпрянули друг от друга, и она стала тараторно объяснять, что при летаргическом сне работает сердце, мозг и…
Он, как пощечину, залепил ей поцелуй куда-то между ухом и скулой.
– В состоянии сомати люди спят, – произнесла она.
– Как муж с женой?
Этот вопрос хоть и можно было посчитать наивным или лукавым, но родился у него он от вполне конкретных ощущении.
– Энергия души имеет вполне неимоверную силу, – продолжила Муркалюшка, однако, разгораясь щеками.
Он – опять же шутейно – попытался подставить ей ножку.
Точкой опоры она предпочла его шею.
– Ка-кую же? – на дрожи – он снова захотел присовокупить к прихлынувшему желанию и ее губы.
– Если же энергию нескольких душ объединить в одну… – начала она.
– Я знаю, что получится, – ответил Макс и, подхватив ее на руки, понес.
Но кругом были голенастые, безлистные деревья.
И – ни одного куста.
Тем более, что невдалеке какие-то ребятишки забавлялись с собакой, которая несколько раз, несмотря на их окрики, намеревалась подбежать к ним.
Покружив с нею на одном месте, он осторожно поставил ее на землю и заявил:
– Победила негативная энергия.
– Так ты обо всем этом знаешь? – спросила Муркалюшка, уставившись на него своими круглыми матрешечными глазами.
– В общих чертах, – ответил он почти что правду, потому как в пору изучения черной магии, только мельком касался учения Елены Блаватской.
– И вы во все это верите? – неожиданно она перешла на «вы».
– А почему бы и нет?
Он попробовал ее обнять.
Но она отстранила его руку.
И вообще, как-то почужела, что ли.
Видимо, ей хотелось, если не царить над ним своим превосходством, то хотя бы не казаться такой наивной и глупой.
И вдруг выяснилось, что он все это давно постиг. И наверняка знает про «Торсионные поля», поля кручения. Недаром он так вращал ее вокруг себя.
И о тонком мире, видимо, имеет полное представление. И об антигравитации.
– Землетрясения и другие катаклизмы, – тем временем начал Макс, – происходят во время разных конфликтов и войн. Это идет душевное противостояние чему-то.