Обряд
Шрифт:
— Ты знаешь, я тут посоветовалась с одной очень мудрой и просто хорошей женщиной, — доверительным шепотом проговорила Пепе, глядя на то, как Ведара взбирается в седло, — и мы пришли к единому мнению, что тебе не следует отправляться в такую даль с этими двумя мрачными типами.
— Говоря о мудрой женщине ты конечно же имеешь в виду себя, — догадливо отозвалась ведьма и, глядя на задумчивую подругу сверху вниз с изрядной долей ехидства добавила, — это потому, что сэр Херефорд не пал ниц перед твоей красотой?
Пепе подобная констатация факта не понравилась, тем более что ее действительно задело равнодушие вампира, хотя на самом
— Потому что он наглый и при этом нищ, как храмовая мышь. А в нашей жизни вести себя подобным образом могут только могущественные лорды и те, у кого за спиной есть сила, способная утихомирить тех, кого заденет длинный язык. А у этого молодца в жизни ничего, кроме проблем и удручающей бедности больше ничего не будет, и я не хочу, чтобы он испортил тебе жизнь. Таких мужчин, как он, надо обходить стороной!
Удивившись подобной страстной речи Пепе, ведьма слегка приподняла тонко выщипанные брови:
— Я что, по-твоему, еду развлекаться? Можно сказать, что он и есть сейчас моя работа и у меня даже мыслей не было о том, на что ты намекаешь!
Пепе слегка поморщилась, отчего на гладком высоком лбу появились крохотные морщинки:
— В тебе сейчас говорит кабинетный сухарь, но я искренне надеюсь…Нет… Даже уверена, что Вальпургиева ночь, которую ты впервые проведешь вдали от своих идиотов в форме, которые без тебя и шага ступить не могут, сможет наконец пробудить в тебе женщину.
— Если она проснется, не беда, — прошептала Ведара, — главное, научиться вовремя ее затыкать. Да и с чего ты взяла, что он так беден? Если мужчина не обвешан золотом и бриллиантами с ног до головы, как клиенты твоих девушек, это не значит, что ему не на что выпечь хлеба или купить кувшин молока. Я утрирую, чтоб ты понимала.
— Ты на его одежду не смотрела? Да, пару веков назад она была в моде и очень ценилась, но скоро ни одна заплатка не сможет скрыть ее поношенности. И что плохого в золоте и бриллиантах?
— Ничего, — спокойно улыбнулась ведьма, — просто из-за них часто теряется вкус и достоинство. Не всегда, но по мне так лучше не рисковать. Большие деньги — большая ответственность. Знаешь ли, мне же важнее свобода. А тебе?
Пепе вскинулась, сверкнув глазами, но на счастье ведьмы в их разговор вмешался удивительно смущенный Уильям. Он старательно отводил глаза от эффектной владелицы Веселого дома и с трудом заставил выдавить из себя.
— Госпожа Вольт, возьмите. Это письмо мне передал сэр Рассел Тревельян. Он только-только вернулся от графа де Брейзи и сказал, что вам должно быть это интересно.
Ведара с благодарностью приняла сложенный в несколько раз бледно-желтоватый лист, который ей протягивал сержант, и убрала во внутренний карман куртки. Коротко кивнув недовольной Пепе и Уильяму на прощание, она сжала бока своей смирной даже на вид лошадки. Та всхрапнула и неторопливо потрусила прочь мимо внушительных ворот, стремясь не потерять из виду коней сэра Лейврна и Шайенна. Ведьма не любила долгие прощания, поэтому ни разу не обернулась в сторону быстро удаляющегося Орвилла.
Через некоторое время, поравнявшись с вампиром, ведьма вежливо поинтересовалась, как скоро они пересекут границу Хемшфира. Не то, чтобы ей это было неизвестно, но как-то надо было начинать налаживать контакт для эффективной совместной работы. Правда здесь для нее неожиданно отыскалась временно
Несмотря на все комплексы, связанные с фигурой и вообще с внешностью, которые Ведара в тайне даже от самой себя тщательно лелеяла и культивировала, ведьма была гораздо более любознательной и любопытной, чем среднестатистическая женщина. И если бы Шайенн поступил наоборот и принялся оказывать ей всяческие знаки внимания, то она постаралась бы найти способ, чтобы отделаться от него. Но когда мужчина вот так демонстративно отворачивается от нее, это сильно возбуждало что-то, похожее на азарт. Шайенн сам того не понимая, попал в ближайший круг интересов Ведары. Она неосознанно тянулась к нему, желая понять причину его резкого охлаждения, хотя изначально он вел себя совсем иначе.
Искоса глянув на источник своего беспокойства, вампир прислушался к себе, но не заметил каких-то изменений и не удержался от громкого вздоха облегчения. Принцесса покосилась на хозяина понимающими огненными глазами, как бы говоря, что теперь, наконец-то, когда они отбыли из этого негостеприимного городишка, у них все будет хорошо. Лейврн тоже подумал о чем-то подобном и с кривой усмешкой на грубом, мужественном лице проронил:
— Что, сэр Херефорд, не терпелось вырваться из человеческого круга?
Вампир равнодушно покосился на разговорчивого спутника, забыв уже о том, что к нему несколько мгновений назад уже обратилась Ведара и суховато уточнил:
— Вы это о чем?
Лейврн послал своего мощного коня чуть впереди и изобразил безмерное удивление.
— Как это о чем? Я ведь понимаю, когда вокруг столько людей, полнокровных, толстых, здоровых, что тяжело держать себя в руках и отказывать в утолении жажды. Не так ли?
Шайенн не стал уточнять, что у толстых людей совсем нездоровая кровь, а наоборот, дурно пахнущая, густая и такая вязкая, что ею можно отравиться. Он чуть выпрямился, посмотрел в сторону барона округлившимися глазами с алым ободком вокруг черной радужки. Приятный хриплый голос упал до страшного шепота:
— Я отказываюсь в это верить, но… неужели вы предлагаете мне испить вас?
Лейврн услышав такое дикое предположение, непроизвольно дернулся, подозрительно всмотрелся в каменно-спокойное вытянутое лицо вампира, для которого подобные предложения от людей не являлось чем-то необычным, и неуверенно произнес: — Вы наверно шутите?
Шайенн хотел было продолжить издеваться над таким крупным, но наивным бароном, слепо верящим в столь распространенные сказки о кровожадности и ненасытности вампиров, но тут по его телу прошла горячая волна. Мужчину словно ударило током. Он поежился, резко повернул голову вправо и тут же наткнулся на тяжелый, изучающий взгляд Ведары. Большие серые глаза, подчеркнутые неожиданно длинными и густыми, хоть и прямыми как у коровы ресницами, смотрели на вампира с подчеркнутой неприязнью и одновременно с непонятным сочувствием. Так смотрят на грязного калеку, у которого в жизни нет своего угла: и общаться неприятно, мелькают мысли о возможных болезнях, но в тоже время его безумно жаль, человек все-таки.