Общественный строй лангобардов в VI-VII веках

ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ ЛАНГОБАРДОВ В VI--VII ВЕКАХ

А. И. Неусыхин

I. ХАРАКТЕР ЛАНГОБАРДСКОГО ЗАВОЕВАНИЯ

Для того, чтобы представить себе, как складывался общественный строй лангобардов в VI--VII вв., необходимо предварительно выяснить особенности лангобардского завоевания и характер расселения лангобардов в занятой ими части Италии.

Лангобарды вступили в пределы Италии в 568 г. в.внде союза целого рнда германских н негерманскнх племен (лангобардов, саксов, гепидов, свевов, болгар, сарматов, обитателей Норика и Паннонии, быть может, некоторых славянских племен)1 во главе с несколькими герцогами (может быть, племенными вождями?)‚ объединенными общей властью короля. Ядро этого союза составляли лангобарды к xоторым присоединялись лишь части этих многообразных племенных образованний. Лангобардскнй племенной союз в значнТельной мере еще состоял из родовых групп, но внутри него уже шла социальная Дифференннация, приводнвшая к образованию слоя полусвободных зависимых альдтев, с одном стороны, и королевских дружинников, с другой .

Начальный этап истории Лангобардского государства, — от момента вторжения лангобардов в Италию при Альбоине до избрания Аутари и усиления королевской власти (568+584 гг.) очень важен для понимания дальнейшнх судеб этого государства.

Источники единтодушно представляют первые этапы лангобардского вторжения в Италию как насильственное завоевание с захватами земель, изгнанием и убийством местных землевладельцев, а не как раздел между побеадителями и побежденными и не как поселение федератов на территории империи. Так, Павел Диакон рассказывает, что преемник Альбоина Клеф умертвил и выгнал из Италии много влиятельных римлян и Что после его смерти (т. е. во времена господства

герцогов при отсутстствии единой королевской власти в 574-584 гг.) было вновь перебито значитльное число знатных римлян2, а остальных лангобардские поселенцы (hospites) поделили между собой с тем, чтобы они вносили в их пользу (очевидно, в полгьзу каждой семейной илн родовой группы?) третью часть своих доходов3. Павел Диакон приводит и мотивы этой суровой расправы: он усматривает ее причины в "жадности" лангобардов («оЬ cupiditatem»), давая этим понять, что завоеватели стремились прежде всего обеспечить себе правильное поступление регулярных Доходов с покоренных и гарантировать обладание захваченными землями. Может быть, еще более убедительно звучит свиде'і'еціьство Мария из Авентина, так как он был современником описываемых событий и жил в то время сравнительно не далеко от Северной Италии,—в Бургундии. Так же, как и Павел Диакон, он говорит о массовых убийствах, учинениых лангобардами среди местного римского населения, подчеркивая в отличие от предыдущего ав тора, что во времена Клефа перебито было значительное количество не только знатных римлян (seniores), т. е. крупных землевладельцев, но и людей среднего состояния (mediocres), т. е., повидимому, поссесоров из числа городских землевладельческих фамилий4.‘ Этот насильственный характер завоевания северной Италии, сопровождавшийся оккупацией земельных владений и взиманием оброка с оставшихся на прежних участках слоев покоренного населения‚_— завоевания‚произведенного не кучкой вооруженных воинов, а целым племенным союзом, составные части которого реально заселяли оккупированные территори — резко отличает процесс образования Лангобардского государства от хода возникновения целого ряда других варварских государств на территории Западной Римской империи (например, вестготского, бургундского, франкского, несмотря на все различия процесса возникновения каждого из них). Однако достаточно отчетливое представление об исторических последствиях лангобардского завоевания может дать только анализ способов и методов расселения ланобардов по завоеваннной части Италии. В этом анализе нужно различать социальную и политическую структуру лангобардских поселений, с одной стороны, и установившиеся формы их взаимоотношений с римлянами — с другой. Прежде всего бросается в глаза, что лангобарды селились каки ми-то родовыми объединениями, или группами, и что в то же время в самом ходе их расселения по Северной Италии огромную роль играли герцоги. Так, уже цитированный нами рассказ Мария из Авентика сви- детельствует о том, что Альбоин всем войском и всем народом (в число которого хроникер включает и женщин) занял Италию "in fara"5; этот термин означает, по-видимому, родовые группы, что явствует из обилия названия целого ряда пунктов на "fara" в Северной Италии (в Ломбардии, Пьемонте и Сполето) и из сопоставления этих данных с олним параграфом эдикта короля Ротари, разрешающим (с согласия короля) лангобарду переселения в пределах королевства вместе со своею fara6, а также с рассказом Павла Диакона о поселении лангобардов и пришедших вместе с ними племен целыми селами по принципу родо-племенных связей, откуда и племенные названия этих населенных пунктов (гепидские, болгарские и др)7. В рассказе Павла Диакона подчеркнута пестрота этнического состава лангобардского племенного союза, но в то же время зафиксирован факт расселения лангобардов целыми группами (селами, а нерозненно); такими группами были, повидимому, родовые союзы. Но так как у германцев род издавна был не только кровно-родственным союзом, .но и единицей военного подразделения племени, то естественно, что поселение воинов с их семьями и родными в завоеванных областях Италии до известной степени совпало с подчинением В военном и политическом отношении нескольких родовых групп одному герцогу. Родовой принцип был, очевидно, принят во внимание при расквартировке лангобардов на оккупированных владениях; но руководителями этой оккупации в отдельных областях были, повидимому, герцоги, наделявшие землями родовые союзы и в то же время присваивавшие львиную долю8. Сколько бы ни спорили o том, является ли герцогская власть у лангобардов юридически первичной или производной (т. е. результатом королевского назначения), очевидно, во всяком случае, что во времена лангобардсного завоевания она фактически играла огромную роль наравне с королевской властью. Поселение родовых союзов под властью герцогов сопровождалось, как ясно из сказанного выше, ростом земелыного и имущественного неравенства в пользу герцогов и тем самым должно было содействовать разложению родовых связей. И тем не менее этот способ поселения как нельзя лучше отражает исконные распорядки, которые свойственны были германским племенам еще на более ранней стадии их развития. Недаром уже Цезарь сообщал, что у германцев «должностные лица и старейшины ежегодно отводят родам и группам живущих вместе родственников, где сколько найдут нужным земли»9. Рассказ Цезаря проливает свет на способ поселения лангобардов в Италии-конечно, если принять во внимание, что межцу обоими рядами явлений лежит промежуток в шесть столетий и что «должностных лиц и старейшин, упоминавшихся Цезарем, сменили мощные лангобардские герцоги.

Как же, однако, сложились взаимоотношения расселявшихся указанным способом лангобардов с оставшейся в Италии частью местного населения? При попытке решения этого вопроса не следует придавать слишком большое значение смутным и скудным данным источников о правильных систематических разделах между лангобардами и местным населением. Суцществует два прямых свидетельства на этот счет: оба они принадлежат Павлу Диакону, но относятся к разным этапам лангобардского расселения по Италии. Первое приурочено к году смерти Клефа (574 г.} и содержит уже известный нам рассказ о ло превращении оставшихся в Италии римлян в "трибутариев», обязанных уплзчввать поселенцам-лангобардам третью часть своих доходов (tertiam parem suarum frugum)10.

Второе характеризует отношения, сложившиеся между королевской властьто и герцогами. в момент ликвидации полного господства герцогов и избрания короля Аутари, с правления которого начинается новое усиление королевской власти. Таким образом, второе свидетельство Павла Диакона трактует, как будто, совершенно другой сюжет, и только в конце разбираемого текста прибавлена одна короткая фраза о каком-то разделе.
– - еще более лапидарная и темная по смыслу, чем сиответствующее место в первом отрывке того же автора11. Однако за десятилетие с 574 по 584 г. в захваченной латггобардами части Итз¬лии произошли весьма значительные изменения, не нтст воляютцве рас-гматривать оба свидетельства Павла Диакова как единое г.телое. За это время происходит некоторое расщепление лангобардских сил; от-дельные отряды лангобардов продвигаются на юг, занимают Тоскану, Валерию, основывают герцогства Сполето и Беневент. Тот же Павел Диакон яркими красками рисует безраздельное хозяйничанье герцогов (называемая им цифра — 35 герцогств, конечно, преувеличена) : по его словам, «они убивали священников, грабили церкви, разрушали города, истребляли мирных жителей, занятых работой на своих полях»12. И хотя деятельность герцогов привела к завоеванию лангобардами значительной части Северной и Средней Италии и даже к попыткам осады Рима (580 г.) и Неаполя (581 г.), окончившимся, правда, не¬удачно, -- но разрозненность их сил„ и противоречивость интересов не позволили им справиться с внешггимтт врагами в лице восточных (австразийских) франков. В у ответ на набеги лангобардов и саксов в южную Галлию и Бургундию франки предприняли в начале 80-х гг. при Хильдеберте II несколько походов (582 и 584 гг.) в Северную Италию и вступили в союз с Византией. Способность сопротивления лангобардов франкам `была в этот момент ослаблена еще и тем, что (на ряду с продолжением лангобардских _завоеваний в Сполето и Беневенте) целый ряд герцогов Северной Италии переходил тта службу к империи в качестве федератов. Лангобарды принуждены были в 584 г. подчиниться франкам и вступить в зависимость от них. Перед лттцом угрозы со стороны франков и Византии герцоги решили для организации отпора восстановить объединяющий военно-политический центр в лице королевской власти и избрали королем сына Клефа Аутари (в его избрании участвовали главным образом герцоги и их дружинники)13. ' Но в виду того, что к этому времени сами герцоги со своими дружинниками уже успели захватить лучшие земли, установление королевской власти было реально невозможно без создания ее материального базы в виде фонда королевских земельных владений, из которого король мог бы черпать ресурсы для вознаграждения своих слуг и дружинников и который служил бы экономической опорой его власти. Поэтому герцоги решили уступить новому королю половину своих земельных владений, и притом таким образом, чтобы король получил в пределах каждого герцогства значительные земельные комплексы. Об этом вынужденном компромиссе герцогской и королевской власти, собственно, и говорит Павел Диакон во второй из разбираемых нами текстов,

гласятцем: "В это время всё тогдашние герцога в целях восстановления королевской власти уступили в пользу короля половину всех своих владений с тем, чтобы [доходами] с них мог жить сам король и чтобы за их счет могли #прокормиться его дру-жинники и должностные лица. А зависимое покоренное население было распределено между лангобардскими поселенцами"14. Последняя фраза приведенного текста, как будто напоминающая рассказ Павла Диакона о превращении части римлян в «трибутариев" однако, весьма сильна отпичается от него полным отсутствием упоминания о взимании каких бы 'то' ни было «третей, в виде ли дани, оброка или (тем более!) в форме уступки лангобардам «трети» земельных владений. Да и самое указание на пользование лангобардами «третью» доходов римлян в первом тексте Павла Диакона вызывает у историков большие сом-нения. Так как это указание стоит совершенно изолированно и так как Павел Диакон черпал данные о событиях VI в. из вторых и третьих рук, то весьма возможно, что он привлек для объяснения какого-нибудь темного места одного из своих скудных источников термин «tertia~, навеянный хорошо известными ему отношениями в Либурии (области между герцогствами Беневентом и Неаполем) , где действительна существовал во времена Павла Диакона слой зависимых держателей "терциаторов"15.

Однако такое перенесение термина, — если оно только имело ме¬сто, — является совершенно неправомерным, так как происхождение слоя тециаторов в Либурии объясняется, повидимаму, местными осо¬бенностями16. Во всяком случае, молчание всех остальных лангобард¬ских источников (кроме либурийских) о каких 6ы то ни было « третях» само по себе весьма примечательно. По-видимому, между лангобардами и римлянами вовсе не было урегулированного, систематического раздела земель: дело ограничилось земельными захватами, в результате которых родовые группировки подверглись дроблению и постепенно стали распадаться на более мелкие хозяйственные единицы, а свободные лангобарды превратились в земельных собственников. Ра-зумеется, эти собственники весьма резко (и чем дальше, тем все резче) отличались друг от друга по своему социально-экономическому положению и по размерам своих владений, но, несмотря, на эти отличия, в той или иной мере эксплоатировали труд зависимого римского населения, т. е. главным , образом колонов. Может быть, отдельные мелкие свободные римские собственники попали в зависимость от лангобардов, но вряд ли это можно утверждать относительно основной массы римских землевладельцев. Такому утверждению противоречит целый ряд данных: прямые свидетельства Мария из Авентика и Павла Диакона о6 изгнании и казнях римских землевладельцев (знатных и среднего достатка); противопоставление в первом из разобранных текстов Павла Диакона знатных римлян, перебитых и изгнанных ланго¬бардами, остальным, превращенным в трибутариев (multi nobillium Romanorum interfecti sunt,... R е 1iqui vего... tributarii efficiuntur, II, 32); наконец, полное отсутствие упоминания свободных римлян в первом сборнике обычного права лангобардов — эдикте Ротари (643 г.) наряду с подчеркнутым в нем господством лангобардского трава, которое было обязательно даже для иммигрантов, поселявшихся а пределах лангобардского королеветва17. Последнее явление можно объяснить только тем, , что римское население, как несвободное или, во всяком случае, не обладавшее полней свободой, не включено в тот разряд обитателей Италии, который мог пользоваться нормами римского права. Если бы в лангобардской Италии конца VI и; начала VII вв. сохранилось значительное число с в о б о д н ы х, лишь покоренных завоевателями римлян, то они обязательно должны были бы жить по римскому праву, — если только не предположить полное превращение в рабство всего римского населения, что, однако, не согласуется с данными источников. Итак, лангобардское завоевание с его захватами, казнями и конфискациями привело к вытеснению римских землевладельцев из занятых лангобардами частей Италии (главным образом - из Ломбардии и Тосканы); но оно же содействовало сохранению (по крайней мере, на первых порах) старой Вотчинной структуры римского землевладения и прежних разрядов зависимого населения, а также слиянию римских колонов с лангобардскими альдиями и римских рабов с лангобардскими рабами18. Другим результатом первого периода лангобардского завоевания было установление своеобразного двоевластия короля и герцогов, которое не было изжито окончательно до самых последних лет существования лангобардского королевства, но особенно резко сказывалось в конце VI - начале VII вв., когда равновесие этих двух сил, с трудом достигнутое к моменту избрания Аутари, постоянно нарушалось то в одну, то в другую сторону. Борьба королей с герцогамн и поиски разных форм компромисса с ними красной нитью проходят через всю историю лангобардского королевства; это явлениестоль же характерно для нее, как и для истории Германии Х--ХI вв., с которой-лангобардская история в некоторых отношениях обнаруживает известное сходство; представляя, — конечно, только в некоторых определенных пунктах, -- как бы аналогичный процесс, протекающий на более ранней стадии развития.

Уступка герцогами половины своих земельных владений королю привела k тому, что в пределах каждого герцогства появились, кроме посредственных держателей короля, находившихся под пiрямой властью герцогов, и его непосредственные подданные, а на ряду с герцогскими землями — королевские имения с их собственнвiм административным аппаратом. Однако это обстоятельство не могло свести на- ет результаты десятилетнего хозяйничанья герцогов, превратившихся в сильных локальных властителей, обладавших пожизненной, а в некоторых герцогствах (Беневенте, Сполето, Фриуле) и наследственной военно-политической и судебной властью.

II. ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ ЛАНГОБАРДОВ ПО ЭДИКТУ РОТАРИ19 

Последствия указанных процессов отразились в первом по времени памятнике лангобардского права - эдикте короля Ротари (636-652). Этот эдикт, изданный 643 г. королем совместно с представителями знати, является выражением его стремления к упорядочению внутреннего строя лангобардского королевства и представляет собою несколько видоизмененную кодификацию обычного права лангобардов. Эдикт Ротари -- важный источник для изучения общественного строя лангобардов в VI--VII вв., так как, с одной стороны, он отражает обычаи и институты, сложившиеся еще до завоевания Италии, а с другой, -- явления, привнесенные этим завоеванием, образованием Лангобардского государства и ростом королевской власти.

Не подлежит сомнению, что лангобарды еще до завоевания ими Италии были земледельческим народом. Об этом свидетельствуют и приведенные выше данные Павла Диакона о стремлении лангобардов к оккупации плодородных территорий, и многочисленные указания на всевозможные отрасли сельского хозяйства, которыми пестрит эдикт Ротари; да и вся история передвижений лангобардов подтверждает это. Однако эдикт Ротари отражает уже более высокую стадию развитая земледелия у лангобардов в Италии; до этого оно было, по-видимому, весьма экстенсивным и сочеталось со значительно развитым, относительно самодовлеющим скотоводством, огромная роль которого отразилась и в эдикте Ротари с его весьма детализированными распоряжениями, касающимися 'крупного и мелкого скота; лошадей, свиней, пастухов, свинопасов, потрав и т. п20.

Важно, однако, представить себе, кто являлся субъектом владения этими земельными угодьями и стадами.

Выше было указано, что лангобарды селились родовыми объединениями. Неободимо выяснить, какова была структура этих объединений и какие изменения претерпела она в результате лангобардского завоевания.

Род выступает в эдикте Ротари как совокупность родственных связей, реальное значение которых (в смысле прав наследования) устанавливается до седьмой степени родства (или до седьмого' колена) ; В состав «родни», в широком смысле («рагеntillа») входят таким образом сородичи вплоть до семиюродных родственников. Однако наряду с этим существует и более узкое понятие «родни», включающей в первую очередь братьев и дядей по отцу.21 Соотношение этих двух понятий уясняет принятый в эдикте Ротари порядок наследования имущества, согласно которому различаются: а} законные мужские наследники; б) дочери и сестры умершого; в} незаконные сыновья (т. е., как явствует из косвенного указания одного параграфа эдикта, сыновья, "рожден:ные от незаконного сожительства с чужими рабынями"22 и r) ближайшие родные (сородичи). Наибольшими правами в смысле наследования имущества пользуются законные сыновья, вслед за ними идут ,законные дочери и сестры, и на последнем, месте стоят незаконные сыновья23 и «ближайшие • родные» (рагеntes proximi») .

Если умерший оставляет законных и незаконных сыновей, то большую часть имущества наследуют первые, а вторым выделяется лишь ,некоторая доля в установленной пропорции24; приравнивать в этом смысле незаконных сыновей к законным .(без согласия этих последних после достижения или совершеннвлетия)25 прямо запрещается. Но если после смерти свободного лангобарда остается одна законная дочь, один или несколько незаконных сыновей и несколько ближайших родственников, то каждая из этих категорий наследников получает одинаковую часть наследства; в случае наличия (при прочих равных условиях) нескольких законных дочерей и сестер они получают половину наследства, незаконные сыновья треть, а «законные сородичи» (рагеntes legitimi) шестую часть, т. е. вдвое меньше, чем незаконные сыновья.