Обсидиановая бабочка
Шрифт:
– Почему оно начало убивать сейчас? Через десять лет?
– Не знаю.
– Почему оно одних рубит в куски, а с других сдирает кожу?
– Не знаю.
– Что оно делает с теми частями тела, которые уносит с места убийства?
За эти слова полиция меня не похвалила бы. Я сообщила детали расследования лицу, в расследовании не участвующему. Но я больше хотела получить ответы, чем соблюсти осторожность.
– Не знаю.
Он снова закашлялся, но ничего на сей раз не выплюнул. Отлично. Если бы он продолжал плеваться кровью, я бы встревожилась,
– Где оно?
– Я там никогда не был. Но я понимаю: то, что убивало людей, – это не бог. Он сам все еще заключен там, где очнулся. Все убийства совершали его слуги, а не он.
– Что ты говоришь?
– А то, что если ты думаешь, будто сейчас дело плохо, так ты еще ничего не видела. Я его ощущаю во тьме – он лежит как раздутая тварь, наполненная силой. Набравшись силы сполна, эта тварь восстанет, и тогда миру небо с овчинку покажется.
– Почему ты мне это раньше не сказал?
– Ты привела с собой полицию. Если ты меня им выдашь, я покойник. Ты видела, что я делаю. Даже присяжных не надо будет собирать.
Он был прав.
– Когда все это кончится, ты должен будешь разобрать это создание. Ты должен освободить эти души. Согласен?
– Когда снова смогу ходить. Согласен.
Я посмотрела на его ноги и увидела что-то, распирающее штанины. Кость ноги, сложный перелом. Господи Боже мой. Бывают дни, когда камнями можно кидаться во все стороны, и даже не знаешь, откуда начать.
– Есть имя у этого бога?
– Он себя называет Супругом Красной Жены.
– Это наверняка перевод на английский.
– Похоже, он знает то, что знают его жертвы. Когда он пришел ко мне, он говорил по-английски.
– Так что, ты думаешь, он давно там находится.
– Я думаю, он всегда там был.
– В каком смысле – всегда? Вечность или просто очень, очень долго?
– Я не знаю, сколько времени он там.
Ники закрыл здоровый глаз, будто устал.
– Ладно, Ники, о’кей. – Я повернулась к Ульфрику. – Он говорил правду?
Вервольф кивнул:
– Он не лгал.
– Отлично. Благодарю тебя за гостеприимство и, пожалуйста, не убивай его. Он нам может понадобиться в ближайшие дни, чтобы помочь убить эту тварь, не говоря уже о том, чтобы освободить души членов твоей стаи.
– Я его пока бить не буду.
Пожалуй, я приблизилась к желаемому результату: «Конечно, мы его отпустим и проследим, чтобы его больше не трогали».
– Отлично. Будем в контакте.
Когда мы шли к двери, Эдуард не отходил от меня. Руку он мне не предложил, но держался достаточно близко, чтобы подхватить меня, если я оступлюсь. Бернардо уже открыл двери, Олаф только смотрел, как мы идем к выходу. На ступеньках у двери я споткнулась, и Олаф поддержал меня под руку. Я посмотрела ему в глаза и там увидела не почтительность, не уважение, а… голод. Желание такое сильное, что оно перешло в физическую потребность, в голод.
Я высвободила руку,
Монстры бывают разные, и почти все они жаждут крови. Кто для еды, кто для удовольствия, но ты в любом случае становишься трупом.
48
В машине все молчали. Олаф был поглощен своими мыслями, о которых мне знать не хотелось. Бернардо наконец спросил:
– Куда?
– Ко мне домой, – ответил Эдуард. – Вряд ли Анита сейчас готова ехать еще куда-нибудь.
Впервые я не стала спорить. От усталости меня подташнивало. Если бы я нашла удобное положение, то вполне могла бы заснуть.
Мы выехали из Альбукерка и направились к дальним горам, жизнерадостным и веселым на утреннем солнце. А я пожалела, что у меня нет темных очков, потому что сама я не была ни жизнерадостной, ни веселой.
– Ты что-нибудь смогла узнать или напрасно пришлось так рано покидать больницу? – спросил Эдуард.
– Узнала, что у этой твари есть имя, Супруг Красной Жены. Он где-то прячется, откуда не может сдвинуться, то есть если мы его выследим, то сможем убить. – И я добавила, просто на всякий случай, чтобы они знали: – Ники говорит, его когда-то почитали как бога и он все еще себя таковым считает.
– Богом – вряд ли, – возразил Бернардо. – Я имею в виду – настоящим богом.
– Меня не спрашивайте, – сказала я. – Я монотеистка.
– Эдуард? – обратился к нему Бернардо.
– Я никогда еще не сталкивался ни с чем по-настоящему бессмертным. Надо только найти способ, как это убить.
Но я-то сталкивалась с существами, казавшимися бессмертными. Если Эдуард прав, то я не знала, как их убивать. К счастью, нага был не злодеем, а жертвой преступления, ламию же в конце концов перевербовали на нашу сторону. Но, насколько мне известно, оба они были бессмертными. Конечно, я никогда не совала им в штаны зажигательную гранату и не пыталась их сжечь огнеметом. Может быть, я просто не очень старалась. Ради нас всех я надеялась, что Эдуард прав.
Мы выехали на длинную дорогу, ведущую, как я понимала, к дому Эдуарда. Там был обрыв круче, чем мне показалось вечером, и даже вездеходу тут делать нечего, если он летать не умеет. За нами пристроился какой-то белый грузовик.
– Ты их знаешь? – спросил Олаф.
– Нет, – ответил Эдуард.
Я сумела повернуться так, чтобы рассмотреть грузовик. Он не пытался нас обогнать или еще что-нибудь сделать. Ничем особенным машина не выдавала себя, если не считать того, что ехала по дороге к дому Эдуарда, а тот ничего о ней не знал. Добавьте к этому профессиональную паранойю всех нас четверых, и понятно, что в салоне возникло напряжение.
Эдуард въехал на разворот у своего дома.
– Все в дом, пока не узнаем, кто это.