Обсидиановая бабочка
Шрифт:
– Почему?
– Потому что Принцесса города убивала всех вампиров или миньонов, которые в этом городе появлялись за последние пятьдесят лет.
Я вытаращила глаза:
– Ты шутишь?
– Нет, ma petite, я не шучу.
Вид у него был тревожный – нет, напуганный.
– Она ничего враждебного в мой адрес не предприняла, Жан-Клод. Честно.
– Для этого должна была быть причина. Ты была там с полицией?
– Нет.
Он покачал головой, снова шлепнул себя шляпой по ноге.
– Значит, ей от тебя что-то нужно.
– И что это может быть?
– Я
И снова он хлопнул себя шляпой по ноге, глядя на меня из-за стеклянной стены.
– А она действительно убивала всех вампиров, которые здесь появлялись?
– Oui.
– И почему Совет не послал никого приструнить ее?
Он потупил взгляд, потом посмотрел на меня, и снова в его глазах был страх.
– Я думаю, что Совет ее боится.
Я помнила тех трех членов Совета, с которыми мне довелось встречаться, и брови у меня поднялись до самых волос.
– Как это может быть? Я знаю, что она сильна, но ведь не настолько же?
– Этого я не знаю, ma petite, знаю только, что Совет предпочел наложить табу на ее территорию, нежели воевать с ней.
Вот это уже было просто страшно.
– Это мне лучше было бы знать до того, как я сюда приехала.
– Я знаю, как ты ценишь неприкосновенность частной жизни, ma petite. Я все эти долгие месяцы не обращался к тебе. Я уважал твое решение, но здесь дело не в наших романтических чувствах или их отсутствии, а в наших действительных отношениях. Ты – мой слуга-человек, вольно или невольно. Это значит, что ты не можешь просто ввалиться на территорию другого вампира без некоторой дипломатии.
– Я здесь по делам полиции. И я думала, что могу находиться на чьей угодно территории, если действую от имени полиции. Здесь я Анита Блейк, эксперт по противоестественным явлениям, а не твой слуга.
– Вообще это так, но Мастер, в чьих владениях ты сейчас, не подчиняется указам Совета. Она сама себе закон.
– И что это означает для меня здесь и сейчас?
– Быть может, она боится закона людей. Может быть, не трогает тебя из страха, что люди ее уничтожат. Ваши власти иногда действуют очень решительно. А может быть, ей просто от тебя что-то надо. Ты с ней виделась. Каково твое мнение?
Я ответила, даже не успев подумать:
– Сила. Ее манит сила.
– Ты некромант.
Я покачала головой, и снова из-за накладных волос вышло неуклюже. Во сне я закрыла глаза, а когда открыла их снова, волосы висели у меня до плеч, как обычно.
– Они мне мешали, тяжелые, – сказала я.
– Вполне возможно. Я рад, что ты хотя бы платье оставила. Не могу тебе передать, как давно мне хотелось увидеть тебя в подобном наряде.
– Не начинай, Жан-Клод.
– Прошу прощения, – произнес он с глубоким поклоном, отмахнув при этом шляпой.
– Я думаю, здесь дело не только в некромантии. Она вычислила, что я вхожу в триумвират, как только меня увидела. Я следила, как она разбирала связь между нами троими, будто расплетая нить. Она знала. Я думаю, этого она и хочет. Хочет знать, как это действует.
– А она может это повторить? – спросил он.
– У нее есть человек-слуга, и она умеет призывать ягуаров. Теоретически,
– Если метки свежие – возможно.
– Нет, они не новые. Слуга давно уже при ней.
– Тогда – нет. Слишком закаменели метки человека, чтобы расшириться для третьего.
– Если она интересуется мной ради силы, которой сама иметь не может, что же она предпримет, выяснив, что от меня ей толку не будет?
– Лучше всего будет, если она не узнает об этом, ma petite.
– Ты думаешь, она меня убьет?
– Она полтысячелетия убивала всякого, кто переходил ей дорогу. С какой стати ей менять свои привычки?
Я настолько приблизилась к зеркалу, что видела золотые пуговицы камзола, а также то, как поднимается и опускается дышащая грудь. Я не была так близко к нему уже полгода. Мы просто снились друг другу, но оба знали, что это не просто сон. Жан-Клод поставил между нами зеркальный барьер, чтобы мы не входили в фантазии друг друга. Он раньше посещал мои сны, мое забытье, как демон-любовник. Наяву мы тоже это делали, но в снах это было намного нежнее, иногда прелюдией к яви, иногда само по себе.
Зеркало стало тоньше, будто стекло испарялось. Как тоненькая прослойка. Он коснулся пальцами с той стороны, и зеркало прогнулось, как прозрачный пластик.
Я приложила свои пальцы с другой стороны, и это было как удар тока. Наши пальцы переплелись, ладони соприкоснулись, и даже это целомудренное прикосновение заставило меня задышать быстрее.
Я шагнула назад, но руку не убрала и тем самым потянула его из зеркала. Он покинул золоченую раму и вдруг оказался передо мной, и руки наши все еще соединялись в воздухе. В ладони я ощущала биение его сердца, словно он весь сконцентрировался в этой бледной руке, прижатой к моей.
Он наклонился ко мне, будто для поцелуя, и я испуганно стала отодвигаться, но сон разлетелся, и я очутилась в яви, таращась в потолок больничной палаты. Рядом стояла сестра, читавшая показания приборов, – она-то меня и разбудила. Я не знала, радоваться или огорчаться.
Метки открылись меньше недели назад, а Жан-Клод уже пристает. О’кей, ладно, предупредить меня надо было, но… а, черт. Моя учительница Марианна объясняла, что мне нельзя просто игнорировать ребят, так как это будет опасно. Я думала, она имела в виду не пренебрегать связывающую нас силу, но оказалось, не только это. Я – человек-слуга Жан-Клода, что и осложняет мои передвижения. Территория каждого вампира подобна иностранной державе. Иногда между ними есть международные договоры. Иногда их нет. Случается, два Мастера питают чистую и старую вражду, и если ты в компании одного, то от земель другого тебе надо бежать как от чумы. Отказавшись общаться с Жан-Клодом, я могла все испортить, могла погибнуть или попасть в заложницы. Я только думала, что мне ничего не грозит, когда я занимаюсь делами полиции или подъемом зомби. Это работа. Ничего общего она не имеет с Жан-Клодом и вампирской дипломатией. Но я могла все это время ошибаться – как и сейчас.