Обязан выжить
Шрифт:
Вика резко обернулся и увидел, что к набившимся в комнату добавился и тот самый мужчина-агроном, куривший в тамбуре самокрутку.
— Никак нет, он самый, — безапелляционно заявил Ткачук и, пройдя вперед, водрузил на стол почему-то оказавшийся у него чемодан Иртеньева.
— Вот видите, все правильно, — чуть ли не дружески сказал лысый и, перейдя на официальный тон, спросил: — Гражданин, как я понимаю, вы едете на курорт, и это ваш чемоданчик?
— Именно так, — подтвердил Иртеньев.
— Очень хорошо.
— Открывайте так, он не заперт, — пожал плечами Иртеньев.
Лысый, кивнул, щелкнул замком и, откинув крышку, поочередно выложил на стол сапоги, помятый пиджак и ношеные брюки. Потом понюхал крышку чемодана и констатировал:
— Только что куплен… А зачем? — сам себе задал вопрос лысый и сам же ответил: — Чтобы спрятать старую одежду.
Лысый захлопнул крышку опустошенного чемодана, вышел из-за стола, прошелся по комнате, а затем, остановившись перед задержанным, раздумчиво сказал:
— Вот ведь какой курортник, с сапогами… — и вдруг влепил не успевшему даже привстать Иртеньеву оглушительную затрещину.
Глядя на облупившуюся побелку тюремной камеры-одиночки, Вика Иртеньев напряженно думал. Честно признаться, внезапный арест на заштатном полустанке выбил его из колеи. Ведь даже если предположить, что это всплыла история его освобождения, то все равно концы с концами никак не сходились.
Еще и еще раз анализируя все, что случилось с ним, Иртеньев приходил к твердому убеждению, что сибирская ссылка тут ни при чем. Достаточно было вспомнить «агронома», торчавшего в тамбуре, чтобы понять: слежка за Иртеньевым велась давно.
С какого именно момента она началась, Вика определить не мог, но человек, следовавший за ним в поезде, и чемодан, так быстро появившийся на столе лысого, ясно указывали, что Иртеньева приняли за весьма важную птицу.
Даже били его пока один раз, да и то «деликатным» способом, больше походившим на демонстрацию, а не на серьезный допрос. Нет, судя по всему, если причиной был побег, то Иртеньева схватили бы сразу безо всяких затей. К тому же уже одно то, что его привезли в тюрьму и вместо общей камеры поместили в одиночку, не предвещало ничего хорошего.
Поэтому, прикидывая все так и эдак, Иртеньев терялся в догадках, и когда в дверях наконец-то лязгнул замок, Вика даже обрадовался. По крайней мере, теперь все случившееся хоть как-то, но прояснится…
На этот раз Иртеньева привели в специальную комнату с зарешеченным окном и табуретом, привинченным к полу. У стены стоял абсолютно пустой стол, и за ним сидел худощавый молодой человек в серой коверкотовой гимнастерке, который тут же отправил выводящего за дверь и, не повышая голоса, предложил Иртеньеву:
— Пожалуйста, садитесь.
Такая вежливость только насторожила Вику, и он первым делом спросил:
— Объясните мне, наконец, за что я здесь?
Молодой
— Давайте не будем вола вертеть. Мы о вас все знаем.
— Тогда позвольте спросить, — Иртеньев, неожиданно для самого себя, страшно разозлился, — что же вы знаете?
— Все, что надо! — отрезал молодой человек и жестко задал вопрос: — Отвечайте, когда и где вы перешли границу?
— Какую еще границу? — опешил Иртеньев.
До Вики только теперь дошло, что его явно приняли за кого-то другого, и ему нужно было время, чтобы сориентироваться, как вести себя дальше. Однако замешательство Иртеньева не скрылось от молодого человека, и он, не дав Вике передышки, поинтересовался:
— Вот и я хочу знать, через какую. Финскую, польскую или румынскую?
— Да не переходил я никакой границы! — продолжал упорствовать Вика, одновременно лихорадочно соображая, какой же тактики ему придерживаться.
— Ладно, — неожиданно согласился молодой человек. — Это, в конце концов, пока не так и важно. А вот скажите, адрес Фрунзе, 11, вам знаком?
— Что, еще и Калерия?..
Вопрос, непроизвольно вырвавшийся у окончательно растерявшегося Иртеньева, поставил его совсем уж в глупое положение, и он, поняв, что пока для него остался только один выход, просто замолчал.
Минут пять молодой человек безуспешно пытался задавать свои вопросы, пока, наконец, Иртеньев, взяв себя в руки, решительно не заявил:
— Ну ладно, пускай эта мадам Калерия ваш агент, но я-то с ней случайно познакомился, в гости «на чай» не пошел и ни о чем таком не говорил.
— Ишь ты, как повернул ловко… — молодой человек покрутил головой и пристально посмотрел на Иртеньева. — А мы-то ломали головы, зачем этот трюк с часами, или, может, это пароль, а?
— Какой пароль? Вы что, спятили?
— Это мы спятили?.. — у молодого человека от его наигранной вежливости не осталось и следа. — Ты что, гусь лапчатый, думаешь, мы тут лаптем щи хлебаем? Да нам все известно. Эта баба, Калерия, связной РОВСА, а ты, паскуда, марш-агент, и мы тебя уже давно поджидали, вот так-то!
У Иртеньева словно пелена спала с глаз, все стало на свои места, и уже совершенно спокойно Вика сказал:
— А что это меняет? В чем вы меня-то обвинить можете?
— Можем! — молодой человек внезапно вызверился и хлопнул по столу кулаком. — Так ты, белая сволочь, считаешь, что тебя и обвинить не в чем? Да мы все про тебя знаем! Люди помнят, как ты раньше в деникинской контрразведке служил, а сейчас к главному инженеру завода «Сталь» подходы искал. Жаль только, его жена тебя с ходу отшила… И про то, как ты своего дружка Сеньку Креста хотел грохнуть, тоже знаем…