Обычная работа
Шрифт:
– Ничего не случилось, - ответил Карелла и спросил:
– Вы тут хозяин?
– Да. Меня зовут Джорджи Брайт, и вы зря утруждаете себя, потому что у меня уже были ваши посланцы. Наведывались дважды.
– Даже так? И кто же у вас был?
– Первым был полицейский по фамилии О'Брайен, вторым был Паркер. И мы уже утрясли всю эту историю. Я сразу же навел там порядок.
– И где же это вы наводили порядок?
– В мужском туалете. Какие-то сопляки приторговывали там марихуаной, устроили там что-то вроде филиала местного супермаркета. Ну я и сделал так, как мне посоветовал О'Брайен - поставил человека у дверей в туалет и велел ему пускать в туалет только поодиночке. Паркер приходил сюда, чтобы удостовериться, что я честно выполняю свое обещание. Я совсем не желаю иметь здесь
– А кто присматривает за этим смотрителем?
– осведомился Карелла.
– Ладно, мне не до шуток, - сказал Джорджи Брайт и лицо его приняло обиженное выражение.
Вы знаете тут кого-нибудь по имени Гарри?
– спросил Хейвс.
– Гарри? А фамилия? Я знаком с целой кучей всяких Гарри.
– А хоть один из них сегодня здесь?
– Возможно.
– Где он сидит?
– Один возле места для оркестра. Вон тот здоровый парень со светлыми волосами.
– Как его фамилия?
– Донателло.
– Тебе это имя что-нибудь говорит?
– спросил Хейвса Карелла.
– Нет.
– Мне тоже.
– Давай потолкуем с ним.
– Не желаете кофе или еще чего-нибудь?
– осведомился Джорджи Брайен.
– Это можно. Пусть нам принесут за столик, хорошо?
– сказал Хейвс и двинулся вслед за Кареллой через зал к столику, за которым сидели Гарри Донателло и еще какой-то мужчина.
Наряд Донателло состоял из двубортного блейзера с открытой белой рубашкой, серых брюк, черных туфель и черных же носков. Он был почти столь же крупным мужчиной, как и Хейвс, его длинные белокурые волосы были старательно зачесаны назад, обнажая уже довольно заметные залысины. Он сидел, опустив локти скрещенных рук на стол, и увлеченно беседовал с сидящим напротив него посетителем. Когда детективы подошли к столику, он даже не глянул в их сторону.
– Гарри Донателло?
– спросил Карелла.
– А кто спрашивает?
– Полиция, - ответил Карелла и предъявил свой жетон.
– Да, я Гарри Донателло. А в чем дело?
– Не возражаете, если мы присядем?
– спросил Хейвс и, не дожидаясь ответа, оба они уселись так, что за спинами их оказалась площадка для оркестра и выходная дверь.
– Вы знакомы с девушкой по имени Мэрси Хоуэлл?
– спросил Карелла.
– А что с ней?
– Вы знакомы с ней?
– Знаком. А в чем дело? Она уже совершеннолетняя.
– Когда вы виделись с ней в последний раз?
Человек, который сидел с Донателло, до этого момента не проронил ни слова, но тут, видимо, он решил, что пришло время вмешаться.
– Ты не обязан отвечать ни на один из их вопросов в отсутствии адвоката, Гарри. Скажи им, что ты требуешь адвоката.
Оба детектива внимательно оглядели его. Это был маленький и худенький человечек. Черные волосы его были зачесаны так, чтобы скрыть довольно обширную лысину. Небритый. Одет он был в синие брюки и полосатую рубашку.
– Мы ведем оперативное расследование, - сухо заметил Хейвс.
– А это значит, что мы можем задавать любые вопросы.
– В городе развелось столько законников, что человеку уже и ступить некуда, - заметил Карелла.
– А ваша фамилия, советник, как будет?
– Меня зовут Джерри Риггз. Вы что, и меня собираетесь втянуть во что-нибудь?
– Это просто дружеская беседа среди ночи, - сказал Хейвс.
– Имеете что-нибудь против?
– Господи, до чего мы дошли! Двое нормальных людей уже не могут спокойно поговорить друг с другом, чтобы кто-то не пристал с допросами, возмущенно проговорил Риггз.
– Да, трудная у вас жизнь, ничего не скажешь, - отозвался на это Хейвс, и тут к ним подошла официантка в леопардовом наряде, поставила на столик чашки с дымящимся кофе и заторопилась принять новый заказ. Донателло проводил взглядом ее вихляющий зад.
– Так когда же вы в последний раз виделись с этой Хоуэлл?
– повторил свой вопрос Карелла.
– В ночь на среду, - сказал Донателло.
– А сегодня вы ее видели?
– Нет.
– Но вы должны были встретиться с ней сегодня?
– Откуда у вас возникла
– У нас навалом блестящих идей, - заявил Хейвс.
– Правильно, я должен был встретиться с ней здесь десять минут назад. Дуреха опаздывает, как и всегда.
– Чем вы зарабатываете на жизнь, Донателло?
– Я импортер. Показать вам свою визитную карточку?
– И что вы импортируете?
– Сувенирные пепельницы.
– А как вы познакомились с Мэрси Хоуэлл?
– Это было в одной компашке в Куотере. Она там вдруг выступила со своим коронным номером.
– С каким номером?
– Ну, с тем, с которым она выступает в этой их пьесе.
– И что же это такое?
– Она исполняет танец, в котором снимает с себя абсолютно все.
– И как долго вы с ней встречались?
– Познакомились мы с ней пару недель назад. А потом виделись примерно раз в неделю или что-то вроде этого. В нашем городе девчонок хватает, сами знаете, поэтому и стараешься не заводить серьезных отношений с какой-нибудь определенной девчонкой.
– А каковы были ваши отношения именно с этой, вполне определенной девчонкой?
– Ну, побаловались разок-другой, но ничего серьезного. Эта малышка Мэрси - девчонка не промах, - сказал Донателло и усмехнулся в сторону Риггза.
– Не скажете ли вы нам, где вы находились сегодня в период между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи?
– Это что - по-прежнему всего лишь оперативное расследование?
– ехидно осведомился Риггз.
– Никого пока что не забрали в предвариловку, - возразил ему Хейвс, так что давайте прекратим этот юридический треп, ладно? Так где вы были, Донателло?
– Здесь. На этом самом месте, - сказал Донателло.
– С десяти часов вечера и до настоящего времени.
– Надеюсь, кто-нибудь видел вас здесь в это время?
– Меня видели здесь не менее сотни людей.
Толпа возмущенных темнокожих мужчин и женщин стояла на улице возле разнесенного вдребезги окна небольшой церкви. У обочины были припаркованы две пожарные машины и одна санитарная. Клинг поставил машину за второй пожарной, примерно в десяти футах от пожарного люка. Была примерно половина третьего ночи, и это была холодная октябрьская ночь. Однако, несмотря на холод, толпа вела себя как на уличном митинге в теплый августовский день. Взволнованные, раздраженные, бесстрашные и одновременно запуганные, они не обращали внимания на пронизывающий холод, горячо обсуждая случившееся и сходясь на том несомненном факте, что какой-то неизвестный или неизвестные швырнули бомбу сквозь оконное стекло в их церковь. Патрульный полицейский, явный новичок, наверняка чувствовавший себя в этом районе весьма неуютно и среди бела дня, кинулся навстречу Клингу, как к единственному спасителю. Бледность его лица сразу бросалась в глаза, несмотря на ночной мрак, а в дубинку свою он вцепился с таким отчаянием, с каким утопающий цепляется за спасательный круг. Толпа расступилась, освобождая проход Клингу. То обстоятельство, что Клинг был самым молодым детективом во всем отделе, что внешность у него была пышущего здоровьем деревенского простачка, что юное лицо его было без единой морщинки, как, впрочем, и то, что прибыл он сюда с непокрытой головой, красуясь своей белокурой шевелюрой, а к церкви направился бодрой походкой общепризнанного чемпиона, который сразу же поставит все по своим местам, в данном случае ничуть не помогало делу. Они сразу же определили его как неоперившегося цыпленка, Белого человека, и сразу же про себя решили, что случись такое в другом районе, если бы эту бомбу бросили в церковь, скажем, на Холл-авеню или еще на какой-нибудь фешенебельной улице, то туда безотлагательно примчался бы сам комиссар полиции в сопровождении шумного и пестрого полицейского эскорта. Однако церковь их находится на Калвер-авеню, заселенной взрывной смесью пуэрториканцев и негров, поэтому сюда, в это гетто, неспеша доплелся старенький шевроле, принадлежавший к тому же самому Клингу. На этой машине не было шикарного герба города, синего с золотом, а вышел из нее явно неопытный и слишком юный полицейский, который, несмотря на показную решимость и прицепленный на груди всем на обозрение жетон детектива, явно не годился для разбирательства такого серьезного дела.