Обычный день

Джексон Ширли

На письменном столе мисс Стрэнджворт стояло заостренное гусиное перо, принадлежавшее ее дедушке, и чернильная ручка с золотым пером, принадлежавшая ее отцу, однако мисс Стрэнджворт всегда писала затупившимся простым карандашом, выводя по-детски квадратные печатные буквы. Задумавшись на минуту, хотя она мысленно составляла письмо всю дорогу домой, мисс Стрэнджворт взяла розовую страницу и написала: «Разве вам не известно, как выглядит недоразвитый ребенок? Некоторым просто не следует заводить детей».

Письмо ей понравилось. Мисс Стрэнджворт вообще нравилось делать все правильно. Совершая орфографическую ошибку, что порой с ней случалось, или неудачно располагая слова на странице, она тут же отправлялась

на кухню, чтобы сжечь неудачную записку в огне. Мисс Стрэнджворт никогда ничего не откладывала не потом.

После минутных размышлений она решила, что, пожалуй, напишет еще одно послание и адресует его миссис Харпер вслед за другими, отправленным ранее. Она выбрала зеленый лист бумаги и быстро написала: «Вы уже выяснили, над чем все смеялись после того, как вы вышли в четверг из бридж-клуба? Или жена действительно всегда узнает обо всем последней?»

Факты мисс Стрэнджворт не интересовали; ее письма говорили о куда более туманном, о подозрениях. Мистеру Льюису и в голову бы не пришло, что его внук ворует из кассы мелкие монеты, не получи он письмо от мисс Стрэнджворт. Мисс Чендлер, библиотекарь, и родители Линды Стюарт так и жили бы, ни о чем не подозревая, не задумываясь о возможном зле, скрывающемся поблизости, если бы не письма мисс Стрэнджворт, открывшие им глаза. Мисс Стрэнджворт была бы потрясена до глубины души, узнай она, что Линда Стюарт и сын Харрисов действительно не просто друзья, однако пока в мире существовало зло, мисс Стрэнджворт считала своей обязанностью поддерживать в городе бдительность. Куда разумнее мисс Чендлер поинтересоваться, от чего на самом деле умерла первая жена мистера Шелли, чем рисковать, оставаясь в неведении. На свете столько нечестивых людей, а мисс Стрэнджворт на весь город одна. Кроме того, мисс Стрэнджворт просто нравилось писать письма.

Первый конверт, розовый, в тон бумаге, на которой было написано письмо, она адресовала Дону Крейну – любопытно, покажет ли он письмо жене? Второй конверт, зеленый, был адресован миссис Харпер. Потом мисс Стрэнджворт взяла голубой лист бумаги и написала: «Что мы знаем о врачах? Они такие же люди, как все мы, и тоже нуждаются в деньгах. Предположим, скальпель в руке хирурга случайно дрогнет. Получит ли доктор Бернс доплату к своему гонорару от вашего племянника?»

На голубом конверте она написала адрес пожилой миссис Фостер, которой в следующем месяце собирались делать операцию. Мисс Стрэнджворт хотела было написать еще одно письмо – главе школьного совета, чтобы поинтересоваться, как простой учитель химии, отец Билли Мура, вдруг позволил себе новый автомобиль с откидным верхом, но поняла, что устала. Трех посланий за день достаточно.

Она отправляла свои послания уже год, два или три раза в неделю, а иногда всего по одному в месяц. Конечно, ответов она не получала, потому что никогда писем не подписывала. Если бы ее об этом спросили, она бы ответила, что ее имени, имени ее семьи, столько лет почитаемой в городе, не место на таких отвратительных бумажках. Город, в котором она жила, следовало содержать в чистоте и порядке, однако люди повсюду похотливы и злы, поддаются пороку, и за ними стоит присматривать; мир велик, а мисс Стрэнджворт в нем одна.

Мисс Стрэнджворт вздохнула, заперла письменный стол на ключ и положила письма в черную кожаную сумочку, чтобы отнести их на почту во время вечерней прогулки.

Хорошенько поджарив отбивную, мисс Стрэнджворт нарезала помидоры и заварила чай. Обедать она устроилась в столовой, где можно было бы разместить двадцать два гостя, поставив, будь в том нужда, второй стол. Греясь в теплых лучах солнца, проникавших в столовую сквозь высокие окна, она любовалась пышными розами в саду, держала в руках тяжелые серебряные столовые приборы и великолепный полупрозрачный фарфор. Мисс Стрэнджворт была довольна; ей бы

не хотелось жить иначе. «Люди должны жить достойно», – думала она, прихлебывая чай. Вымыв тарелку, чашку и блюдце, высушив их и поставив обратно на полки, где им самое место, вернув столовое серебро в инкрустированный серебром сундучок из красного дерева, мисс Стрэнджворт поднялась по изящной лестнице к себе в спальню, принадлежавшую еще ее матери и ее бабушке, с великолепным видом на розы в саду. Здесь стоял изумительный фарфоровый набор туалетных принадлежностей, хранились меха, веера и инкрустированные серебром щетки для волос, и, конечно же, невысокие вазы с розами; маленькую вазу с белыми розами мисс Стрэнджворт поставила на прикроватном столике.

Она задернула шторы, сняла с кровати шелковое покрывало, выскользнула из платья и туфель и устало прилегла. Мисс Стрэнджворт знала, что ни дверной звонок, ни телефон не зазвонят; никто в городе не осмелится потревожить ее после обеда. Она уснула, окутанная густым ароматом роз.

После сна мисс Стрэнджворт немного поработала в саду, из-за жары совсем недолго, и вернулась в дом ужинать. На ужин она ела аспарагус из собственного огорода, полив зеленые побеги сладким соусом, и яйцо всмятку, слушая по радио вечерние новости и концерт классической музыки. Когда посуда была вымыта, а кухня приведена в порядок, мисс Стрэнджворт надела шляпку – шляпками мисс Стрэнджворт восхищался весь город; полагали, что изысканные головные уборы достались мисс Стрэнджворт в наследство от матери и бабушки – и, заперев за собой входную дверь, отправилась на вечернюю прогулку, зажав под мышкой черную кожаную сумочку. Проходя мимо, она кивнула отцу Линды Стюарт, который мыл машину прохладным вечером. Мисс Стрэнджворт отметила, что мистер Стюарт выглядит обеспокоенным.

Отправить письма она могла только в одном месте: у нового почтового отделения из блестящих красных кирпичей и с серебряными буквами вывески. Мисс Стрэнджворт, хоть и не давала себе труда задуматься над причинами, всегда отправляла свои письма тайно; конечно, было бы неразумно позволить кому-нибудь увидеть ее за таким занятием. А потому она намеренно подходила к почтовому отделению в густых сумерках, когда очертания деревьев и лиц прохожих казались размытыми. Впрочем, никто ни с кем не спутал бы мисс Стрэнджворт – ее изящная походка и шелест юбки были известны всем.

Возле почтового отделения всегда собирались подростки, самые юные каталась на роликах по подъездной дорожке у здания, единственной по-настоящему гладкой дороге в городе; а те, кто постарше, стояли небольшими группами, болтали, смеялись и строили волнующие планы, собираясь перейти улицу и купить газировку в бакалейной лавке напротив. У мисс Стрэнджворт никогда не возникало причин стесняться этих детей. Она ни разу не почувствовала, что кто-то из них невоспитанно уставился на нее или решил над ней посмеяться; родителей, позволивших своим детям насмехаться над мисс Стрэнджворт с Плезант-стрит, непременно ждало бы всеобщее осуждение. Собравшиеся у почтового отделения, сразу же замолчав, уступили мисс Стрэнджворт дорогу, а некоторые ее сдержанно приветствовали:

– Здравствуйте, мисс Стрэнджворт.

Мисс Стрэнджворт улыбнулась им и пошла дальше. С тех пор, как она помнила имена всех детей в городе, прошло много лет. Почтовый ящик висел на двери почтового отделения. Когда мисс Стрэнджворт приблизилась, дети отошли в сторону. Казалось, они удивились, что кому-то понадобилось на почту после закрытия, когда рядом собрались городские ребята. Открывая черную сумку, чтобы достать письма, мисс Стрэнджворт услышала голос, который сразу узнала – неподалеку стояла Линда Стюарт. Бедняжка Линда снова плакала, и мисс Стрэнджворт прислушалась. В конце концов, это ее город и ее люди, и если кто-то из них попал в беду, ей следовало об этом знать.