Обычный день

Джексон Ширли

– Осторожно, не опрокиньте чашку, – предупредила она девушку.

– Они что, думают, что так можно?..

– Подождите, пока не попробуете поесть, – усмехнулась миссис Хартли. – Знаете, когда я сюда только попала, на ужин подавали спагетти, и…

– Держу пари, что еда ужасная, – прервала ее миссис Уильямс. Она слегка толкнула ножку надкроватного столика, и вода в миске пролилась. – Ненавижу это место, – добавила она.

– Вечно привозят ужин слишком рано, – посетовала Мак, вбегая в палату и забирая миски с водой, – мои

дамы еще не вымыли руки. Вы вымыли руки? – сурово спросила Мак у миссис Уильямс, отправляясь за подносами с едой.

– Я не хочу ужинать, – заявила миссис Уильямс.

– Очень жаль, – ответила Мак, входя в палату. – Сегодня куриный суп, котлета из телятины, картофельное пюре, спаржа и шоколадный пудинг.

– Я не хочу есть, – упорно повторила миссис Уильямс. – Ненавижу это место.

– Пожалуй, я все равно поставлю поднос, – возразила Мак. – Некуда его деть. Попробуйте.

Она поставила поднос на стол перед миссис Уильямс и подошла к изножью кровати миссис Хартли.

– Как дела? – мягко спросила она. – Получше?

– Все хорошо, – сказала миссис Хартли, избегая смотреть на Мак. – Все просто прекрасно.

– Как жаль, что нам нельзя просто стереть память, – вздохнула Мак. – Убрать из головы все эти мысли.

Миссис Хартли рассмеялась.

– Никогда не поверю, что у тебя есть время на раздумья.

Мак искоса бросила взгляд на миссис Уильямс, уплетавшую шоколадный пудинг.

– Иногда от моих раздумий даже бывает польза, – заметила она.

Когда подносы с ужином унесли, миссис Уильямс внезапно спросила:

– Вы давно здесь?

– Шесть дней.

– Почему так долго?

Миссис Хартли вздохнула.

– Меня скоро отпустят, – сказала она. – Завтра мне разрешат ходить. Или послезавтра.

– А когда выпустят меня? Как вы думаете? Может, через пару дней?

– Как врач решит.

– Я встаю прямо сейчас, – решительно заявила миссис Уильямс.

Тут Мак приоткрыла дверь.

– Принесли вашу малышку, готовы с ней встретиться?

– Мою? – воскликнула миссис Уильямс и повернулась к миссис Хартли. – Она про меня говорит?

– Конечно, – подтвердила Мак. – Мы уже идем.

Она отошла в сторону, и другая медсестра, еще чище и накрахмаленнее, чем Мак, вошла в палату, улыбнулась миссис Хартли и сообщила:

– Миссис Уильямс? Вот ваша малышка.

– Я не хочу ее видеть, – замотала головой миссис Уильямс. – Уберите ее.

Медсестра остановилась и в замешательстве посмотрела на Мак: та лишь пожала плечами.

– Кто-то должен дать ей бутылочку, – сказала медсестра.

– Почему бы не бросить ее у кого-нибудь на пороге, – предложила Мак.

– Она мне не нужна, – глухо повторила миссис Уильямс, уткнувшись в подушку.

– Подержите ее немного? – обратилась Мак к миссис Хартли. – Только сегодня, один раз?

Миссис Хартли уставилась на Мак, желая оттолкнуть ребенка, однако

обнаружила, что вместо этого протягивает к нему руки. Мак ущипнула миссис Хартли за большой палец под одеялом.

– Вот умница, – улыбнулась она.

Миссис Хартли, глядя на маленькое лицо, сжатые кулачки и крошечную головку ребенка, подумала: «Вот и я такой же появилась на свет».

– Симпатичная малышка, – сказала она с улыбкой.

– Протрите пальцы марлевой салфеткой, – автоматически велела медсестра. – Не забудьте поддерживать голову.

Опередив Мак, она вышла из палаты, оставив миссис Хартли наедине с миссис Уильямс и ребенком.

– Красивая девочка, – похвалила миссис Хартли, внутренне поражаясь огромному голоду, накопившемуся в столь крошечном существе. Каждая частица младенца, даже пальцы ног, поджатые под пеленкой, даже руки, шея – казалось, все в нем требовали еды. – Какие маленькие ручки.

– Какая разница? – послышался приглушенный голос с другой кровати.

«Возможно, я смогу кое-что исправить», – подумала миссис Хартли и осторожно сказала:

– Понимаете, мой ребенок умер.

– Что?

«Наверное, – подумала миссис Хартли, – пришла пора научиться говорить об этом, вместо того чтобы держать все в себе».

– У меня могла бы быть девочка, – призналась она. – Вот почему я здесь так долго.

«Молчи, – мысленно приказала она себе, – у каждого свои трудности».

На другой кровати раздался шорох, и светловолосая девушка повернулась к миссис Хартли.

– Это ужасно, – сочувственно сказала миссис Уильямс.

– Мы предполагали, что так может случиться, – осторожно заметила миссис Хартли. – Бывает, заранее знаешь, что дела идут не так хорошо, как хотелось бы, и когда все случается, то удар кажется не таким сильным. Я хотела назвать ее Элизабет. Это мое полное имя, хотя все зовут меня просто Бет. Видите ли, у меня два сына, – добавила она, зная, что говорит слишком много, однако уже не могла остановиться, думая про себя: «Я впервые говорю об этом, даже Мак не хотела меня слушать, и я все равно должна все рассказать, прежде чем она начнет задавать вопросы, а я все равно на них отвечу». – Понимаете, я обязательно попробую еще раз. У меня двое чудесных сыновей, но на этот раз могла быть дочь. Мы собирались назвать ее Элизабет, в мою честь.

После короткой паузы миссис Уильямс произнесла:

– Забавно… вы так хотели ребенка, а я…

– У тебя очень красивая девочка, – сказала миссис Хартли, снова глядя на малышку. – Она почти доела свою бутылочку.

– Нормальные люди, – подала голос Мак, прислонившись головой к двери, – прыгают над своими детками, повторяя: «Моя зайка хочет кушать?» или «Кто это такая маленькая птичка?» А вы разговариваете друг с другом. Не по-человечески это, нельзя так. – Она подошла и встала рядом с миссис Хартли и ребенком. – Хорошая девочка, – сказала она. – Как вы ее назовете?