Обжалованию не подлежит
Шрифт:
— Содержимого в ней килограмма два, не меньше, — сказал он. — Это тоже мне?
— Молодец, именно два килограмма… Значит, так. За коробкой через недельку-другую прибудет человек. Ехать ему придется издалека, поэтому день приезда пока неизвестен. Не беспокойся, вместе с ним к тебе приду я.
— Это хорошо, приходи. А у кого из вас будет коробка?
Газанфар с досадой посмотрел на Сеймура.
— Коробка будет храниться здесь, в кочегарке. Самандар сказал, что твоя кочегарка самое надежное место. Здесь можно спрятать десять таких коробок, и никто их не найдет. Никому в
Сеймур еще раз раскрыл коробку и с наслаждением понюхал ее содержимое.
— А ты сам нюхал? Ты знаешь, чем это пахнет?
— Чем, чем? Шафраном, чем еще! — Газанфар все же встревожился, перегнувшись через стол, он попытался дотянуться носом до раскрытой коробки.
— Нет, нет, ты понюхай с этой стороны, с моей!
Пренебрежительно усмехнувшись, Газанфар обошел стол и склонился над коробкой.
— Ну?
— Почуял, чем это пахнет с моей стороны? Конечно, почуял, ты же не какой-нибудь там деревенский дурачок… Ты согласен, что с моей стороны это пахнет расстрелом? По глазам вижу, ты со мной согласен.
— Какой расстрел, почему расстрел?.. — заверещал от неожиданности Газанфар. — Странные вещи говоришь.
— Странные? Ты знаешь, сколько стоит килограмм шафрана?
Газанфар раздраженно пожал плечами.
— Я шафран не покупал и не продавал, но знаю, что дорого. Ну и что?
— Я скажу тебе. Килограмм шафрана стоит дороже килограмма золота. Ненамного, но дороже. Стоимость шафрана со временем не меняется. Теперь ты скажи мне, что будет, если у меня, лишенца, найдут два килограмма шафрана? В совхоз посторонних не пускают, и вообще спрятать коробку в кочегарке могу только я. Значит, и украл я. А дальше меня как расхитителя народного имущества в особо крупных размерах расстреляют еще до приезда твоего приятеля. Ты знаешь, что такое расстрел? А я видел несколько раз.
— Ну, ты бояк! Никто не будет знать, что коробка здесь. Слава богу, никогда ничего здесь не искали. До тебя каждую осень прятали, и до сих пор ничего не случалось. Самое безопасное место.
— Это для тебя оно безопасное и для твоего дяди. Поэтому поскорее уходи со своей коробкой. Вставай, вставай!
Газанфар с любопытством смотрел на Сеймура.
— А ты Самандара не боишься? Я серьезно спрашиваю.
— Я тоже серьезно. Конечно, боюсь Самандара. И тебя тоже. Ты даже представить себе не можешь, какой я пугливый. Всех боюсь.
— Поступай, как знаешь, — Газанфар взял со стола коробку. — Но о нашем разговоре забудь.
— Ты тоже. И сверток с продуктами забери!
— Подарок Самандара нельзя брать назад, он останется здесь, — гордо отчеканил Газанфар и величественной походкой направился к выходу. Величественными получились первые три шага, потому что проснувшийся Алби вдруг громко залаял и погнался за Газанфаром, а тот с громкими проклятиями, резким рывком преодолев расстояние до выхода, успел захлопнуть дверь перед самым его носом.
За весь последующий после этого год Сеймуру довелось увидеть Самандара всего несколько раз, когда тот, по каким-то делам захаживая в административный отдел, проходил мимо кочегарки. Но
— Если нужно, говори, — неприязненно глядя мимо собеседника куда-то вдаль, сказал он, — только короче, у меня дела.
— Через две недели исполняется пятая годовщина со дня смерти моей матери. Я хочу навестить могилы родителей, они похоронены рядом. Поездка на кладбище займет не более двух часов. Отпустите меня в сопровождении охранника, — сказал Сеймур.
— Это ты хорошо придумал, — усмехнулся Самандар, — только где я охранника возьму, чтобы он тебя сопровождал. Ты хоть соображаешь что говоришь? Ты же знаешь, что тебе запрещено приезжать в Баку.
— Мне запрещено жить в Баку, а насчет посещения кладбища или проезда через город в инструкции нет ни слова.
— Нет, так добавим! Твои родители похоронены в Аллее почетного захоронения. Правильно? Что люди подумают, если тебя увидят в таком месте? Что они мне скажут? Нет, я из-за такого, как ты, закон нарушать не буду. — Самандар вошел в раж, от возмущения его квадратное лицо побагровело. — Слушай, ты хоть подумал, с каким лицом предстанешь перед могилой своих родителей?! Если бы они были живы, они от тебя отказались бы. Совесть у тебя есть? Иди, займись кочегаркой!
И Сеймур отправился в кочегарку, действуя машинально, проверил давление пара и прочистил форсунки. Подошел Алби и лизнул ему руку. Горло перехватило и заговорил он не сразу.
— Ничего Алби, обещал же один великий человек — и на нашей улице будет праздник. А вдруг и мы с тобой дождемся.
В столовой, прежде чем уйти, Сеймур завернул одну котлету в салфетку, изготовленную из какой-то специальной водоотталкивающей бумаги, и положил ее в карман куртки.
Выстрел он услышал, выйдя из столовой, но не придал ему значения, сезон охоты на дичь уже наступил, и по выходным дням на побережье из Баку съезжалось множество охотников. Он встревожился, когда издали увидел у здания кочегарки охранника Гахрамана, — тот, наклонившись, что-то разглядывал в траве. Подбежав, Сеймур увидел у его ног Алби. Собака была вся в крови и громко скулила от боли, но когда подошел Сеймур и сел рядом с ней, скулить перестала и, тихо постанывая, прижалась к нему головой. Рана была на бедре, кровь продолжала обильно течь. Сеймур принес из кочегарки чистую рубашку, сложил ее вчетверо, плотно приложил к ране и попросил Гахрамана подержать, пока он сбегает, поищет доктора.
— А чего его искать? Он весь день сидит в медпункте, играет с кем-нибудь в нарды, — сказал Гахраман. — Только возвращайся поскорее, пока не увидели, что ворота без охранника.
Доктор, высокий человек спортивного сложения лет двадцати пяти по имени Аслан, действительно играл в нарды с человеком с забинтованной головой, видимо, своим пациентом. Продолжая играть, он выслушал Сеймура.
— Дорогой мой, пойти-то я с вами, может быть, и пойду, но должен предупредить, вам нужен ветеринар. А я терапевт.