Очаровательная блудница
Шрифт:
— Как — лечат?
— Мозги лечат. Полкана воспитывать увезли. А я, видно, конченый для них… Но я не в претензии! Заявления писать не буду.
— Почему?
— Не хочу!
На стане Скуратенко положили на расстеленную палатку, и Гохман принялся его потчевать: сначала напоил яблочным соком, а потом разогрел тушенку и стал кормить бульоном, с ложечки, как ребенка. Тем временем Рассохин массировал его руки, онемевшие от веревок: правая уже чуть шевелилась, но левая, синюшная, висела плетью.
— Его надо в больницу, —
— Ты что, доктор? — между делом спросил Гохман.
— Это мы проходили…
— Не поеду, — захлебываясь от жадности, заявил моторист. — Пока их, сволочей, не грохну. А бабу эту, стерву, на кукан насажу!
— Они траншей нарыли?
— Ну да. И снова копать приехали, с лопатами. А тут мы…
— Говоришь, они только мозги лечат?
— Они не золото ищут — книги…
— Какие книги?
— С какими-то знаниями, древними. По медицине, что ли, я не понял. А полкан понял, сука…
— На Коренной Соре вы с полковником копали? — вдруг спросил Рассохин, чем вызвал недовольство.
— Мы, а что тебе-то? Ты вообще откуда взялся на Карагаче?
Участковый заткнул ему рот ложкой.
— С ученым повежливей надо, Миша…
— Носит вас! — с трудом проглотив бульон, сказал тот. — Полковники, ученые! И эти еще, лекаря, мать их… И все лечат!
Стас достал из рюкзака фляжку, налил глоток водки в стаканчик и поднес ко рту Скуратенко.
— Выпей, может, подобреешь…
Тот выпил и на самом деле слегка подобрел, даже пальцы левой руки зашевелились. Правой же попытался сам взять ложку. Рассохин не отступал.
— Клад с полковником поделили?
— Поделили, — не сразу признался моторист. — Он себе больше взял, волчара… Налей еще?
— Что хоть было? — Стас выпоил еще стаканчик.
— Книги кержацкие. Иконы медные, кресты…
— А золото?
— Не было там золота! Один крест только серебряный, килограмма на полтора. И еще корка от книги, тяжелая. Но полкан все себе взял!
— А тебе зачем книги и иконы? Ты что, верующий?
Скуратенко с двух глотков водки начал пьянеть и оживать:
— Да он сказал, продать можно, за большие деньги. А если за границу увезти, то вообще… Помочь обещал, падла…
— Здесь тоже хотели копать?
— Видал, сколь тут нарыто? Сорокинские, паскудники, успели…
— Они и клад у вас отняли?
— Полкан сдал! Указал, где нашли!.. Они говорят, Коренная Сора — наша земля. И все, что в ней находится… Все забрали — мотор, бензин, карабин… Всех замочу!
Рассохин налил ему еще глоток, Гохман дал закусить.
— Где у сорокипских людей база?
Моторист воспрял еще больше:
— Где-то в верхах… Или на Гнилой, или на Зажирной. Упоминали… Телефон этот… забрали, космический. Еще у полкана карту какую-то нашли. Баба обрадовалась… Она у них вроде начальника, всех лечит… Коза драная…
— Какого бога? — запоздало переспросил Стас.
— Они же полудурки! За бога тайги дерево считают, кедру…
— Сектанты, что ли?
— Да чокнутые! И выходит, я спасся, а полкана эта баба к распятию приговорила. То есть оболочку его, будто… У человека несколько оболочек, как на капусте… Сегодня какое число?
— Вроде шестнадцатое…
— Завтра две недели будет, как распяли. Обещали приехать и снять, если выживу. Суки! Все равно выжил — траву ел, мох жевал… Приедут, а меня тут хрен!
И вдруг уснул, хватая воздух открытым ртом. Рассохин пощупал слабый пульс.
— Вези его в больницу пока светло, а то помрет. Я останусь здесь.
По космической связи он дозвонился до начальника поселкового отделения и дал трубку участковому. Тот объяснил ситуацию и, видимо, все-таки напугал свое руководство похищением полковника и бандой Сорокина, по крайней мере, обещали прислать машину на Карагач, забрать больного Скуратенко и дать оперуполномоченного с милиционером.
— Двоих не увезу! — закричал Гохман. — Со мной же еще Рассохин!
— Может, в областное УВД позвонить? — спросил Стас. — Здесь без ОМОНа не обойтись.
Тот замахал руками:
— Ты что? Меня с дерьмом съедят! Конечно, что мы с опером сделаем, если их целая банда? И еще вооруженные!.. Доложу начальнику, пусть сам…
На палатке, как на носилках, они спустили моториста к лодке и там уложили на пол, подогнув колени — от транца [31] до носовой банки во весь рост не входил. Гохман сел было за румпель, но призадумался.
— На Красной Прорве оставлять тебя опасно, — вдруг заявил он. — Могут сюда нагрянуть. Что у них на уме?
31
Транец — плоский срез кормы шлюпки, яхты или другого судна.
— Ничего, я спрячусь!
— Пожалуй, оставлю на другом острове. Там опасный прижим, его стороной объезжают. Искать не станут, и вся река как на ладони. Садись!
Рассохин погрузил свои вещи и забрался в лодку, встав на колени рядом со Скуратенко. Участковый выехал через озера и протоки на Карагач, а там повернул против течения. Через два поворота по правому берегу показалась новая сора, которой прежде здесь не было: большую часть залома вынесло в пойму и на прижиме усадило на береговой вал, а потом еще замыло песком. Получился деревянный остров, больше похожий на разрушенную крепость, которая прежде всего защищала от размыва пойменный берег — иначе бы река давно образовала в этом месте прорву.