Очаровательная плутовка
Шрифт:
Раздался звонок, сообщавший, что лифт прибыл на этаж. А Рууд, который появился в дверях, сказал:
— Этот истеричный, вечно буянящий ребенок мог бы служить предостережением, что людям не стоит размножаться. Добрый вечер, Алина.
При его первых словах она испуганно вздрогнула, так как из-за криков ребенка не слышала, как старик открывал свою дверь.
— Добрый вечер, господин Хуттман. — Алина вошла в маленькую квартиру, при этом внимательно посмотрев на него. — Я хотела бы узнать, почему вам потребовалось
— Я ненадолго прилег. — Он медленно прошел за ней в комнату. — Сегодня после обеда я был на похоронах. — Старик пожал плечами. — В моем возрасте получаешь значительно больше приглашений на похороны, чем на обед. И тут же протестующе поднял руку, когда Алина попыталась возразить: — Нет, нет, мы больше не будем говорить об этом. Глядя на вас, вижу, что вы тоже прожили не особенно удачный день.
Алина замотала головой, когда он взял бутылку с коньяком.
— Во-первых, я еще слишком молода, чтобы становиться алкоголичкой, а во-вторых, я не в настроении. Абсолютно ничего не достигла для карьеры. А ведь мне нужно продвигаться наверх, иметь успех и зарабатывать деньги.
— Правильно. — Рууд наполнил только свою рюмку. — Вы принадлежите к многочисленной группе людей, которые должны сами заботиться о своей карьере и прежде всего самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. — Прикрыв глаза, он сделал небольшой глоток. — Напротив, многим людям легко стать алкоголиками — они имеют слуг, убирающих пустые бутылки, не зависят от денег, полученных за пустые бутылки, и могут по утрам лечить свое похмелье с помощью «Кровавой Мэри».
Смеясь, Алина покачала головой.
— Томатный сок с водкой, солью и перцем я тоже могла бы себе позволить, но все остальное действительно не соответствует уровню моего алкогольного образования. Этот номер не для меня… Так же как и Маттей Делагриве, — резко произнесла она. — А сейчас я все же выпила бы рюмку коньяка!
Рууд указал на бутылку и с огорчением кивнул.
— Я понял. Вы приняли мой совет. Рассказали ему правду о себе, и он вас выгнал?
— Он меня не выгнал, и я ничего не сказала ему. — Девушка выпила для храбрости и сокрушенно взглянула на Рууда. — Я попыталась соблазнить Маттея — безрезультатно!
— Это, конечно, звучит скверно. — Он озабоченно покачал головой.
— Как вы думаете, у него нет тайного влечения к мужчинам? Хотя нет. Это уже как-нибудь проявилось бы… — сама себе возразила Алина, почувствовав, как запылали ее щеки, однако взять обратно свои слова уже не могла. Но, может, Рууд не обратил на них внимания. — Он кажется слишком нерешительным, — добавила Алина.
— Ерунда! Чтобы не было полового влечения? — Рууд внимательно посмотрел на нее. — Если вы бросаетесь на шею здорового, отдохнувшего, интересующегося женщинами мужчины, а он не стискивает вас в объятиях, тут что-то не так. Может быть,
Алина расслабленно откинулась на спинку кресла и даже слегка посмеялась над своей неудачей.
— Прошу вас, господин Хуттман! Ведь я не могу спросить у Маттея, брал ли он на себя обет меня не… не наслаждаться мной. Ведь это действительно невозможно.
— Во всяком случае, в такой формулировке, — улыбаясь, ответил он. — Подкрадывайтесь к своей цели окольным путем. Расспросите Маттея о его жизненных привычках, о взглядах на различные проблемы повседневной жизни, в том числе, о сексуальных отношениях между шефом и… Наверняка это так! Во всяком случае, в этом может быть причина! — воскликнул Рууд с воодушевлением.
— Что? — Алина не видела никаких причин для внезапного возбуждения Хуттмана.
— Очевидно, какие-то сдерживающие факторы мешают ему вступать в интимные отношения со своей служащей. Господин Делагриве производит впечатление очень порядочного человека. Насколько я его знаю, он не пристает к женщинам на работе, и все в таком духе.
— Значит, только в том случае, если я потребую от Делагриве увольнения, мне удастся его соблазнить? — с сомнением в голосе поинтересовалась Алина.
— Да, видимо, так. Хотя, может, у него есть другая причина. Но, уволившись, вы не сможете соблазнить его и лишитесь возможности показать ему рисунки и заручиться поддержкой.
Алина удрученно вздохнула.
— Все это звучит не очень оптимистично. Да, видимо, нет рецепта, обеспечивающего стопроцентный успех. Тогда я должна признаться Маттею, кто я и чего хочу от него.
— Девушка скептически покачала головой. — Вероятно, он подумает, что я бросалась ему на шею только ради протекции. В этом тоже нет ничего хорошего.
— Да, это просто скверно, — согласился Рууд. — А что, если просто откровенно признаться ему во всем, а когда он справится с шоком, объяснить, что вы уже давно в него влюблены. Скажите господину Делагриве, что вы за это время все переосмыслили и больше не хотите его рекомендаций для издательства, а только жаждете его любви.
— Но… мне бы хотелось получить от него рекомендации для издательства!
— Об этом вам лучше не упоминать, Алина. Убедитесь сначала, что этот мужчина сильно заинтересован вами. Обо всем другом подумаете позже.
— Вы исключительно умны и чрезвычайно хитры, господин Хуттман. — Ее восхищение и благодарность были искренними.
— Хитрость — это характерная черта моей семьи. — Наконец к нему вернулась его лукавая улыбка. — Вероятно, не раньше девяноста или девяноста пяти лет мы перестаем быть хитрыми и ловко изворачиваться в жизненных обстоятельствах.
— Вам девяносто пять? Я думала…
Рууд отрицательно покачал головой.
— Нет, я не так стар. Но у меня есть брат, которому сейчас девяносто пять.