Шрифт:
По тнистой липовой алле идетъ дама; подл нея двое дтей – толстенькій мальчикъ, лтъ пяти и прелестная двочка лтъ четырехъ. Двочку ведетъ за руку молодая, недурненькая собою и щеголеватая бонна, въ хорошо сшитомъ кретоновомъ плать и съ черными митенками на рукахъ, по-нмецки.
Дама одта не только щеголевато, но, по дачному, даже элегантно. На ней черный парижскій корсажъ, до половины исчезающій подъ густою массою блдно-желтыхъ кружевъ. Корсажъ прошлогодній, потому что весной она не была заграницей, а подетъ только въ август, въ
Дама – во всемъ блеск двадцати-пяти-лтняго возраста и вызывающей, торжествующей красоты. Маленькая голова на стройной фигур съ покатыми плечами. Темно-золотистые волосы, отливающіе въ тни чуть замтною рыжеватостью. Глаза прозрачно-голубые, съ неизмнно сохраняющимся внутреннимъ блескомъ, съ задорнымъ посуломъ созрвшаго темперамента. Немножко короткій, тонкій носикъ, и губы изящнаго рисунка, полныя молодой, свжей крови, разгорающіяся отъ ходьбы, отъ солнца, отъ разговора.
На ходу она часто наклоняется къ мальчику, который поминутно ее толкаетъ, или схватывается рукой за ея платье, точно ему нравится едва уловимое шуршанье шелка.
– Кока, не жмись ко мн, ты мн мшаешь, – тщетно уговариваетъ она его.
Навстрчу приближается господинъ лтъ тридцати, въ свтломъ дачномъ костюм и соломенной шляп, кокетливо обмотанной, по старинной мод южныхъ городовъ, блою вуалью. Не лишенное привлекательности лицо его еще издали принимаетъ радостно-значительный видъ.
– Полина Александровна, наконецъ-то! – привтствуетъ онъ даму. – Я уже измучился, бродя но парку. Вы опоздали ровно на два часа.
– Мн не удалось раньше выбраться изъ дому; пріхала моя портниха изъ города и задержала меня, – отвтила дама.
Бонна, опустившая глаза, какъ только показался молодой человкъ, теперь быстро и какъ-то хитро взглянула на Полину Александровну. Очевидно, виновность портнихи удивила ее.
– Розалія едоровна, вы можете погулять съ дтьми у Благо павильона, и потомъ отвести ихъ къ вокзалу. Я тамъ найду васъ, – сказала хозяйка.
Дти пошли впередъ, а Полина Александровна свернула въ боковую аллею. Молодой человкъ шелъ съ нею рядомъ.
– Мы отправимся на ферму? – предложилъ онъ.
– Нтъ, вы очень устали; я тоже устала, – отвтила Полина Александровна. – Вонъ тамъ скамейка, мы можемъ посидть.
– Даже изумительно, какъ вы не любите исполнять общанное, – заговорилъ, молодой человкъ, усаживаясь подл нея подъ нависшими втвями двухъ старыхъ, сросшихся березъ. – Припомните, сколько разъ уже вы общали мн прогулку на ферму, и всякій разъ находите какую-нибудь отговорку.
– Почему вамъ такъ, хочется на ферму?
– Потому что по той дорог почти
– А зачмъ вамъ нужно, чтобы никто не встрчался?
Молодой человкъ нетерпливо сорвалъ съ головы шляпу и помахалъ ею.
– Вотъ, вы всегда начинаете смяться надо мною, когда я хочу говорить серьезно, – возразилъ онъ. – Вы знаете, что этого наслажденія быть съ вами надо дожидаться недлями. Вы вчно окружены несчастными, которыхъ сводите съ ума.
– Вы считаете ихъ несчастными?
– Я сужу по себ. Вотъ напримръ, въ настоящую минуту: разв я могу не быть несчастливымъ, когда я знаю, что черезъ секунду или дв кто-нибудь подойдетъ къ вамъ, а я даже намкнуть не усплъ на то, что хотлъ сказать вамъ…
Полина Александровна бросила на него свой играющій взглядъ.
– Я никогда тамъ не была, на ферм… – сказала она. – Мн кажется, туда надо пойти вечеромъ, когда въ парк уже темнетъ, и возвращаться при лунномъ свт.
– О, это было-бы прямо блаженство… – воскликнулъ молодой человкъ, и даже поблднлъ слегка. – И вы общаете мн эту прогулку, этотъ вечеръ?
– Вдь моимъ общаніямъ нельзя врить? – возразила, улыбаясь, Полина Александровна.
– Нтъ, я васъ прошу, не шутите такъ! – умолялъ молодой человкъ. – Когда? когда? скажите! Сегодня, часовъ въ восемь?
Дама сдлала серьезное, даже печальное лицо.
– Нтъ, сегодня нельзя. Какъ-нибудь на-дняхъ… Ахъ, m-r Неруцкій, это такъ скучно, такъ тяжело… Вчно чувствовать себя связанной, жить всю жизнь, какъ велятъ, другіе, подчиняться долгу, семь, обществу… Мн кажется, меня долго не хватитъ на это, я когда нибудь взбунтуюсь.
Неруцкій нервно всполошился весь.
– Я даже увренъ въ этомъ… – произнесъ онъ голосомъ, начинавшимъ задыхаться. – Я знаю, вы не изъ тхъ, которыя долго могутъ нести иго…
«Какъ мужчины глупы!» – пронеслось въ ум Полины Александровны, и затаенная веселость на мгновенье вспыхнула въ ея прозрачныхъ зрачкахъ. Но лицо ея сохранило все то-же печальное, мечтательное выраженіе.
– На этой недл у мужа будетъ какое-то засданіе въ город, онъ вернется только на другой день, – заговорила она какъ-бы незначительнымъ тономъ. – Надо подождать этого засданія, иначе онъ захочетъ также идти на ферму. – Боже мой! вдругъ воскликнула она, срываясь со скамьи, – я вижу Костева, онъ идетъ прямо сюда. До свиданья, я спасаюсь бгствомъ…
И прежде чмъ Неруцкій усплъ оглядться, она бросилась въ узкую боковую аллею, стройная фигура ея мелькнула раза два за деревьями, и изчезла.
Молодой человкъ всталъ, поправилъ свою шляпу съ вуалью и увидлъ блый китель, быстро повернувшій на-перерзъ по тому направленію, въ которомъ скрылась Полина Александровна.
Брови Неруцкаго сдвинулись, онъ даже покраснлъ отъ досады.
«Онъ сейчасъ столкнется съ ней. Это дерзость, это наглость – преслдовать такимъ образомъ женщину, которая убгаетъ отъ него», – подумалъ онъ.