Очень быстро

Гут Этта

— Все еще любишь его? — в запальчивости спросил Миха.

Но Ильза отстранилась, качнула головой, всматриваясь ему в лицо очень нежно и как-то по-особенному внимательно, и сказала:

— Когда-то я его очень любила. После так же сильно ненавидела, Миш. Потом внутри очень долго было пепелище… Потерянный, очень желанный ребенок, после то, что от меня еще и отвернулся, поверив лжи, любимый человек, потом авария, вина за которую легла на меня и вовсе могильным камнем… Я ненавидела себя. Я чувствовала себя виноватой во всем. Даже в том, в чем и винить-то глупо было — вроде того же решения Влада не верить мне…

— Теперь все будет хорошо, — повторил Миха.

— Да, —

подтвердила Ильза, а потом потянулась, поцеловала и пояснила: — Потому что теперь у меня есть ты. Поехали домой, а, Миш? К тебе. Хочу в твою ванну. И чтобы ты сидел сзади, обнимал и просто слушал мой скулеж. Мне так нужно это: выговориться. И в ответ не услышать нравоучений и рассказов о том, что это я все сделала не так, не сумела и не смогла…

— Это твоя мать так тебя воспитывает? — догадался Миха.

— Да. Но откуда?..

— У меня такая же.

— Боже.

— Я вас попозже познакомлю. Готовься.

Ильза помолчала, а после спросила очень серьезно:

— Уверен?

Она явно говорила о чем-то куда более важном, чем вопрос знакомства с Михиной родительницей, и Миха ответил именно на этот, вроде как не заданный вопрос. Честно. Так, как чувствовал:

— Нет. Но мы попробуем.

— Ми-иха-а, — выдохнула Ильза, засмеялась, а после вновь потянулась к нему губами…

И невесть, сколько бы они так простояли, никак не реагируя на одобрительные или откровенно пошлые смешки и комментарии вокруг, если бы не Гринч.

— М-м-м… Не хочу сказать ничего плохого, но это уже начинает смахивать на порно.

— Завидуйте молча, — ответствовал на это Миха и вздохнул счастливо, и не думая выпускать Ильзу из объятий.

— Домой езжай, чудила. И девочку свою увози. Накормишь ее, помоешь, уложишь в кроватку… Хочешь, Ильза?

— Очень.

— Ну вот.

— Ты вообще в порядке? — переполошился вдруг Миха, самым глупым образом только сейчас вспомнив, что Ильза-то сюда, на Фабрику, не своим ходом и даже не по доброй воле, а непонятно откуда и с кем попала. — Нигде не болит? В больницу не надо?

— Ми-и-иха! — выдохнула Ильза и прижалась еще крепче. — Ты такой котик, когда вдруг вспоминаешь, что еще и врач.

— Я серьезно!

— Я тоже. Не волнуйся. Я в норме. Только действительно очень помыться хочу и поесть чего-нибудь нормального, а не дошика…

— Что ему от тебя было надо? Ну кроме того, что он тут устроил.

— Я так и не поняла. В отличие от тебя, я ни разу не медик, но мне показалось, что у Антона что-то стало не в порядке с головой. Это прямо видно было по тому, как скакало у него настроение, по тому, как он себя вел. И это очень страшно было, Миш. Страшнее всего, что говорили или делали другие — эти его парни, которым он платил.

— Они тебя били?

— Да нет. Но обещали… разное. И Антон их не останавливал, а был вроде как доволен. Словно ждал… всего этого, — Ильза передернула плечами так, словно ее посреди теплого летнего вечера мороз продрал.

— А причины-то, Ильза? Почему он привязался к тебе? Псих он или нет, но причина-то должна быть?

— Ты в своих предположениях во многом был прав. Он хотел меня и не хотел новых претендентов на отцовское наследство, — Ильза вздохнула. — Влад тоже хотел меня, но, напротив, мечтал о детях. А я… Я сначала познакомилась и стала встречаться с Антоном, потом узнала ближе Влада и полюбила его… Все у нас с ним казалось таким надежным, красивым, правильным… Но потом оказалось, что эти двое — отец и сын Корнеевы, — даже крепко поссорившись из-за меня, когда я отправила Антона в отставку и сошлась с Владом, все равно были семьей, а я так и осталась чужой. Я была всего лишь женщиной…

Сначала вроде как любимой, а потом «преступно», — тут Ильза показала эти самые кавычки на подобранном ею слове пальцами, — потерявшей ребенка Влада. А Антон… Антон как был его единственным ребенком, так и остался. Когда мне после выкидыша было так херово, что и словами не передать, а Влад только и делал, что обвинял невесть в чем, я честно пыталась говорить с ним, что-то доказывала, уверяла, разве что на коленях не ползала, дура. На любые анализы была готова, чтобы доказать, что никогда не увлекалась никакой дурью. Но он не слышал. Или не хотел слышать. Он просто сразу не поверил мне, хоть я не соврала ему ни разу в жизни и ни разу в жизни не подвела… После я думала, что никогда… Никогда не смогу думать о нем так, чтобы не желать ему самого поганого, чего только можно. Но теперь, когда это «самое плохое» происходит с ним прямо на моих глазах… Когда и он, и я узнали, что нас обоих обманули, и сделал это самый близкий для Влада человек… Я не знаю…

— Мне повезло, что эти двое такие идиоты.

— Нет, это мне повезло, что на свете есть ты…

— Голубки, ехали бы вы и правда миловаться домой, в постельку. Только прежде пришли-ка мне, Мих, то видео, — Гринч смотрел весело и вообще теперь целиком и полностью походил на себя обычного — на смешливого парня с дикой вечнозеленой прической на голове, который и муху не обидит, даже если она насрет прямиком на его шевелюру, перепутав ее с травкой.

Но Миха теперь знал про этого человека больше и, может, потому видел, что в глубине его вроде бы веселых глаз плещется что-то темное и такое же глубокое, как та вода, в которой исключительно удобно прятать концы: бульк — и готово.

??????????????????????????Интересно, что же их связывает с Княжичем, и у какой-такой братвы Гринч собрался брать кредит? Лихие девяностые, когда кровищи начинающие бизнесмены в малиновых пиджаках пролили столько, что страшно подумать? Лезть в это вот все точно не стоило. А значит, все-таки пора последовать общему совету и действительно перестать совать нос, куда не просят.

— Будешь экспертизу делать? — Миха взвесил в руке свой телефон. — Подлинная запись, не сомневайся. И анализы Ильзы на наркоту тоже настоящие, никаких подтасовок…

— Их мне тоже пришли.

— Зачем?

— А нехуй потому что! — ответил Гринч, потом помолчал задумчиво и вдруг вздернул вопросительно брови: — Или ты решил быть христосиком и всем все простить, а после еще и вторую щеку подставить?

— Я агностик. Так что не мой размерчик — быть христосиком-то. А про остальное Ильзе решать. Она же там — на том видео…

— Нет, тебе, Миш, — теперь Гринч был предельно, хирургически остро, на разрез, серьезен. — В старые добрые времена за такое Антошу вывезли бы в ближайший лесок, заставили вырыть себе могилку, а после в ней и прикопали бы. Корень-то много кого в свое время прикопал… Как говорится: бизнес, ничего личного. Но сейчас времена настали другие, цивилизованные. Теперь в лесок можно не ездить. Достаточно в сети грамотно информацией распорядиться.

— Хочешь опубликовать это видео?

— Я? Нет. Но, знаешь, вот просто чую, что уже к завтрашнему утру оно как-то само в сеть утечет. А после шум поднимется. Прокурорским шевелиться придется… Ну, даешь видос-то?

— Не хочу лезть вновь во все это, — тихо, но очень твердо сказала Ильза.

Миха глянул, кивнул, а после просто убрал телефон в карман. Гринч вздохнул, развел руками и отправился восвояси.

— Еще не хватало, чтобы Влад решил, что видео ты запостил, и открыл на тебя охотничий сезон, — глядя ему в спину, задумчиво сказала Ильза.