Очень хороший и очень дурной человек, бойкий пером, веселый и страшный...
Шрифт:
— Я уже так стара, что мне нечего бояться!
Между тем я приметил, что она нарумянилась, как будто в самом деле ожидала царя. Я вышел, чтоб дать ей время исполнить свое намерение. Лишь только успела она улечься в постель, как Петр I, которому не хотелось уехать, не видав ее, появился у двери ее комнаты и, не слушая никого, вошел. Я в это время был в коридоре и пошел вслед за монархом, который при жизни Людовика XIV нажил бы себе ужасную войну за такое нарушение этикета! «Как, — думал я, — неужели он хочет завоевать вдову великого короля, как какую-нибудь шведскую провинцию?»
Занавесы
Чрез несколько дней я отправился в Сорбонну, куда ожидали царя. Я стал возле статуи кардинала Ришелье. Лишь только увидел ее Петр, как растроганный подбежал к изображению знаменитого министра, обнял его со слезами и сказал: «Великий человек! Я отдал бы половину царства моего гению, подобному тебе, чтобы он помог мне управлять другою». Все зрители были изумлены. Кто-то, указав на меня, сказал царю: «Это наследник имени Ришелье!» — «Милостивый государь! — сказал мне Петр. — Вы носите прекраснейшее имя во Франции». Я уверен, что если б я поехал в Россию, то одно это имя отворило бы мне путь к высшим государственным достоинствам.
Июня 15-го царь ездил обедать к герцогу Антенскому… Вошедши в столовую, царь изумился, увидев под балдахином портрет царицы, который герцог Антенский нашел средство достать. Это ему так понравилось, что он вскричал: «Только французы способны на такие вещи!» Во время обеда сделан был и его портрет. Это еще более заставило его дивиться французскому проворству…
Царь свободно говорил, на латыни и по-немецки; он мог бы объясняться на французском языке, который понимал довольно хорошо, но, как думали, для большей важности употреблял переводчика.
Июня 18-го принял он последнее посещение от регента и ездил лишь прощаться с королем, который на другой день сам к нему приехал. В оба сии раза не наблюдалось никакого церемониала; но и здесь все показывало сердечное радушие и даже нежность со стороны царя.
В тот же день он присутствовал в Верховном суде при разбирании одного дела. Генерал-адвокат Ламуаньон, что ныне канцлер, читая извлечение из него, упомянул о чести, которой удостоилось в этот день сие судилище: положено было внести это в протокол.
Самое приятнейшее удовольствие доставлено было царю на монетном дворе. Рассмотрев устройство, силу и ход машины, которой тиснят медали, он стал вместе с работниками приводить ее в действие. Каково ж было его удивление, когда он увидел, что из станка вышел его портрет которой по сходству и отделке превосходил все медали, доселе для него оттиснутые. Ему также очень понравился и оборот этой медали: на нем представлена была Слава, летящая от севера к югу, с следующей надписью, взятою из Виргилия: vires acquirit eundo (идучи приобретает силы). Это был намек на познания, собираемые сим государем во время путешествий.
Царь принял от короля два куска гобеленских обоев и отказался от шпаги, осыпанной брильянтами. Он подарил множество серебряных и золотых медалей, изображающих главнейшие происшествия его жизни, и портрет свой, осыпанный
…Монарх сей пробыл несколько дней в Фонтенбло и пользовался в нем удовольствием нарочно для него устроенной оленьей травли. Он собрал и увез с собою планы всех прекраснейших мест, им посещенных; если судить по приемам его, то нет сомнения, что он придаст стране своей столько прелестей, сколько придал уже ей величия и довел ее до цветущего состояния.
Говорят, что ему понравились обычаи наши и что ему хочется одеть свиту свою по французской моде. Все здесь без ума от него и находят его величайшим из когда-либо виданных монархов; до его времени на Московию все смотрели с каким-то отвращением. Это была страна, которую едва знали по карте и частным известиям некоторых писателей, которые не боялись опровержений и часто рассказывали о ней небылицы. Теперь дело другое: Московия или великая Россия весьма часто посещается иностранцами и производит значительный торг. Многочисленные армии, сформированные новым царем, превосходно обучены; искусства и мануфактуры сей страны процветают, равно как и науки; ум блещет между знатными особами, и в этом не усомнится никто из знавших князя Куракина, которого достоинства оценены здесь…
Одним словом, империя царя, уже и без того обширнейшая и пространнейшая, после новейшего образования ее и устройства, сделалась одною из страшнейших империй в мире. Все это свидетельствует о величии гения сего государя, который одною силою ума своего и воли создал и привел в исполнение столько великих начинаний и который для успешности оных подвергся всем родам опасностей, перенес столько трудов и совершил столько долговременных и тягостных путешествий, наблюдая нравы и обычаи разных наций Европы и замечая в них все достойное подражания для своего государства.
Изящный вкус его проявляется в этом выборе, и двор его вмещает уже в себя все, что он подсмотрел изящнейшего при дворах других венценосцев. Со всеми правительствами Европы успел он заключить союзные договоры, все они отправили министров к его двору и приняли его посланников. Многочисленность его флота и военных сухопутных сил, мудрость его советников таковы, что он заставил себя бояться и искать союзов с его державою, и вы видели уже какой перевес в делах политики произвело деятельное его участие в оных.