Очерк о родном крае

Кокоулин А. А.

– Двенадцать, почти двенадцать лет, - сказал Марек, скрестив руки.

Дима остро, по-новому взглянул на него.

– Что вы скажете по поводу того, - продолжил Соломин, - как там относятся друг к другу? В смысле, общественных отношений.

– По разному, - сказал Марек.
– В большинстве своем - никак. Очень обособленно живут. Но в анклавах и общинах держатся тесно. Их потому и полиция почти не трогает. А так - где-то стараются поддерживать контакты, где-то соседей пускают разве что на порог. Раньше основой была семья, но теперь дети все чаще отделяются от родителей, и у родителей отношение к

ним тоже, в большей степени, прохладное - люди хотят пожить для себя. Одна такая чета - Иоганнесы - живет у меня под боком. Им за пятьдесят, своих детей даже видеть не хотят. Есть еще какие-то группы в социальных сетях, но это общность, скорее, виртуальная и заканчивается, когда человек выходит из интернета.

– Спасибо, - очень серьезно сказал Соломин.
– А вот при каком-нибудь катаклизме...

Марек усмехнулся.

– А как в фильмах.

– Поясните, пожалуйста.

– Думаю, будет как в фильмах постапокалиптического жанра. Фильмов много, но они все об одном. Одичание, банды, убийства, борьба за пищу и воду, каждый сам за себя. Право сильного. Герой, утверждающий право сильного над сильным. Хотя, наверное, тоже может быть по разному. Я говорю о тенденциях, о поведенческих шаблонах, которые уже прочно забиты вот сюда, - Марек хлопнул ладонью по лбу.

– Откровенно вы, - покосился Дима.

– Воздух, видимо, способствует.

– Это же, ребята, ждет и нас, - сказал Соломин.
– Вы понимаете, какую модель жизни нам навязывают? Модель, где ты совершенно оторван от общества, от института семьи, от необходимых для нормального индивидуального развития социальных взаимосвязей. Потребительская единица. Атом. Пустота. Винтик. В такой искаженной и ущербной системе и рамки функционирования человека задаются в абсолютном примате индивидуального над общим. В самоценности эгоцентризма. В личном успехе как обязательной мечте и цели в жизни. В богатстве, выступающем мерилом успеха. И одноклассники, коллеги, соседи в таких рамках превращаются во врагов и конкурентов.

– Не совсем так, - сказал Марек.

– А как?
– спросил Соломин.

– Скорее, люди предстают как бы чужим миром. Евросоюз сейчас раздает пособия, достаточные, чтобы снять маленькую квартирку и жить обособленно от всего. Не нужен даже личный успех. В своем мире из десяти-двенадцати квадратных метров ты и так король. Интернет, сети, виртуализация и эскапизм.

– Это еще хуже.

– Это тенденция и это уже есть.

– Что ж, - сказал Соломин, - нам придется искать способы этому противостоять.

– Все это хрень, - веско сказал Дима.

– Почему?

– Потому что это далеко, и на это нам - с высокой колокольни. У нас здесь 'каски' и всякие проамериканские уроды во власти, которые нас уничтожают, а вы треплетесь о том, что общество, видите ли, атомизируется. Мы им ни в каком виде не нужны!

– Что ты предлагаешь, Дима?

Николай Эрнестович отклонился назад, словно ему было плохо видно.

– Людей поднимать нужно, - мрачно сказал Дима, - или скоро некого будет поднимать.

– Дим, многих ли ты поднимешь?
– спросил человек с зажигалкой.
– Внутренний протест еще ни фига не в той стадии, чтобы искать силовой выход. Каша, извини, в головах у большинства.

– Есть люди.

– Среди портовых десятка три наберется, -

подал голос Андрей.

– Вот, пожалуйста, - сказал Дима.
– Да пол-города выйдет!

Я на сходке, подумал Марек. Я там, где решаются делать революции. В эпицентре. И что, меня убьют как свидетеля?

Он вздрогнул, когда его толкнули в плечо.

– А ты что думаешь, европеец?
– спросил Дима.

– Я здесь всего день, - сказал Марек.

– И чего?

Дима надвинулся. Его лицо, вылепленное из света и тени, ощерилось, дохнуло перегаром.

– Дмитрий Олегович, - предостерегающе произнес Соломин.

Андрей отлип от подоконника.

– Брата не трогай.

– Да я так, - Дима отодвинулся, стукнул в стену кулаком.
– Вы что, не видите, что они травят нас? Какую-то химию на очистные завезли, в хлеб какое-то дерьмо, в водку... Я, сука, одни макароны уже жру!

– Я был сегодня на водочном, - сказал Марек.
– Там просто современное производство.

– Но резон в словах Дмитрия Олеговича есть, - сказал Соломин, вздохнув.
– Все предприятия, я про хлебозавод, фильтровально-очистную станцию и ликеро-водочный, находятся во владении иностранцев. Все технологические процессы закрыты и на узловых точках персонал исключительно не местный.

– И травят?
– спросил Марек.

– Раз в месяц, - сказал человек с зажигалкой, - на фильтровальной и на ликеро-водочном появляется интересная машина с надписью 'Химлаборатория'. Вроде бы ничего необычного, забор проб воды, контроль очистки. Только служба уж больно хитрая, не республиканская, а частная европейская, выигравшая непонятный тендер. Приезжает с арендованных складов у порта, находящихся в зоне охраны НАТО. После каждого такого приезда станция и завод на половину суток, сутки прекращают работу.

– Устраняют недостатки?

– И это возможно, - кивнул человек.
– Но возможно, перенастраиваются фильтры. Химия ведь может быть и хитрая.

– Какая?

– Вызывающая апатию, усталость, депрессивные состояния. Повышающая внушаемость. Способствующая ослаблению иммунитета. Снижающая половые функции.

Марек шевельнулся.

– Вы страшненькую картину рисуете.

– Вы думаете, что европейцы и американцы на это не способны?

– Ну, я знаю, что в прошлом...

– И сейчас, Марек, и сейчас. Вы, как журналист, я уверен, имеете больший доступ к информационным потокам. Неужели не слышали ни про Югославию, ни про Судан, ни про Афганистан, ни про Ирак?

– Там против террористов...

Хохотнул Дима. Андрей выдавил усмешку.

– Террористом сейчас можно назвать кого угодно, - сказал Соломин.
– Установившийся после распада еще Советского Союза мировой порядок таков, что подавляющее количество новостных ресурсов, формирующих общественное мнение стран Европы и Северной и Южной Америк, да и Азии тоже, поставляющих события, 'картинку' происходящего в мире, не являются свободными и управляются группой людей, тесно связанных как с правительством Соединенных Штатов, так и с транснациональными корпорациями, что, по сути, одно и то же. Не знаю, помните ли вы анекдоты о милиции, которые ходили в России, пока и она не брызнула на суверенные области и края, но там был один про водителя катка, в которого на 'мерседесе' въехали. Слышали?