Очерки смутного времени 1985–2000
Шрифт:
Попробовали кооперацию, попробовали совместные предприятия, попробовали аренду – что получилось? На бумажке-то, конечно, все гладко выходило. Говорят: виноваты «противники перестройки». Противники или не противники, но это реальные, живые люди и притом отнюдь не только «бюрократы». На Западе богатого человека, нажившего свое богатство честным трудом, уважают, а к администратору, к власти относятся просто, по-деловому. У нас – наоборот: любое богатство вызывает зависть и ненависть [19] , а власть – желание пресмыкаться. И в этом – всё. Поэтому «архангельский мужик», как бы он ни был хорош, какие бы выгоды ни сулил его опыт в государственном
19
«В России, – говорит Розанов, – вся собственность выросла из “выпросил”, или “подарил” или кого-нибудь “обобрал”. Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается» (Розанов В. Уединенное).
И вот теперь перед нами опять этот выбор. Страшно подумать, что нам предстоит.
В годину смут одни у всех тревоги;Беда кричит, что горе на пороге.Облицовщик Ренат в конце прошлого лета, когда с ним и с помогавшей ему женой Наташей мы сели пить водку, взглянув на моих рослых сыновей, заметил мне:
– А неплохо ты подготовился к гражданской войне.
И попал прямо в точку. Я, действительно, (удалить зпт.) с давних пор живу ожиданием этой войны. Уже лет двадцать назад, если не больше, я говорил своим друзьям: «Оригинальность нашего положения в том, что, когда большевиков станут наконец вешать на фонарях, мы, при всей нашей ненависти к ним, будем вынуждены встать на их сторону. Потому что те, кто будет их вешать, будут еще хуже» [20] .
20
Хоть я и сознавал преступную сущность большевизма, но все же не ожидал, что он так естественно срастется в новых условиях с организованным криминалом, что именно он станет привычно разжигать в бывшей империи гражданскую войну, используя националистическое движение в республиках и даже консолидируясь с откровенными фашистами (1993).
По-моему, гражданская война уже началась, хотя мы пока не отдаем себе в этом отчета. На национальных окраинах она идет вовсю. («Молоко закипает с краев», – как говаривал Марк Александрович Поповский.) Не надо думать, что она ударяет, как гром среди ясного неба. В нее втягиваются постепенно и плохо замечают ее ход. Что там, в самом деле, видели и сознавали современники 1605–1612 и 1917–1921 годов? Да то же самое, что и мы сейчас:
Это потом, в истории, события подбираются по принципу значимости и приобретают характер стремительной и тотальной катастрофы. Да еще те, кому не посчастливилось – кто оказался в эпицентре, попал под колесо, – на себе в полной мере ощущают эту катастрофу. А остальные – простые обыватели – ничего не знают.
Преподобный Сергий
Для меня несомненна глубинная, духовная связь Куликовской битвы – центрального события нашей истории – с Сергием Радонежским – центральной ее фигурой. Подъем национального самосознания, небывалое воодушевление людей, впервые осознавших себя единым, великим и оскорбленным народом, общая готовность отдать жизнь «за други своя» – все это от Сергия. Это известно. Но я о деталях.
О впервые собранном Русью громадном войске, не виданном Европой со времен битвы при Каталаунских полях. О фланговом марше этого войска из Коломны навстречу Ягайле, заставившем того остановиться. О смелом броске за Оку, прямо в середину меж трех огней, вклиниваясь между Ягайлом, Мамаем и Олегом Рязанским, не давая им соединиться, и об исходившей от нашего войска грозной ауре, которая парализовала противника. (Ягайло так и застыл в Одоеве, а Олег с кривой усмешкой сказал приближенным: «Ныне я так думаю, кому из них господь поможет, к тому и присоединюсь».) О быстром, решительном движении к Дону, против главного врага, вдвое превосходившего нас численностью, о «пешцах», бегом догонявших ушедшую вперед конницу, о форсировании Дона и разрушении за собой переправ, означавшем решимость драться до последнего. О молчаливой десятиверстной стене русских людей – москвичей, ярославцев, владимирцев, брянцев, устюжан, смолян, костромичей, суздальцев, белозерцев, переславцев, дмитровцев, псковичей, – вставших спиной к реке и лицом к открытому полю, ясно показывая подступающим полчищам: все здесь ляжем, но не побежим; но если вы побежите, пощады не будет! (Так и случилось: тяжелая битва закончилась преследованием бегущих татар на протяжении 50 верст и почти полным их истреблением.) И совсем уже в духе Сергия: великий князь, простым ратником занявший место в рядах передового полка, который принял на себя основной удар и весь целиком был выкошен татарами. И эти слова, донесенные летописью: «Како аз възглаголю: братие моя, потягнем вкупе с единого, – а сам лице свое почну крыти или хоронитися назади; но яко же хощу словом, тако же и делом наперед всех и пред всеми главу свою положити за свою братью и за все християны; да и прочии, то видевше, приимут со усердием дерзновение». И сам Сергий, служивший в это время молебен в своем монастыре, за сотни километров от битвы, называя имена павших и закончив словами: мы победили… [21]
21
Одно из «чудес» Сергия (наряду с воскрешением замерзшего мальчика, обменом поклонами со Стефаном Пермским и др.), в которых, впрочем, нет ничего сверхъестественного, но редкий, редчайший дар прозорливости, чуткости открытого людям сердца, истонченного постом и молитвой: будущих героев Куликова поля он видел в окружении Дмитрия, приехавшего в монастырь за благословением на битву, и в глазах каждого прочел его судьбу; прочел и неизбежность победы.
Конец ознакомительного фрагмента.