Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944)
Шрифт:
Во-первых, вопреки бурным протестам румын, западный Банат был отдан сербам: согласно переписи 1910 г., румыны составляли 37,42 % населения всей провинции. Румыны настаивали на том, что Банат был целостной географической единицей, которую нельзя разделять, и требовали присоединения его целиком, но союзники решили по-другому и отвели западную часть, примерно треть, сербам, которые имели там явное большинство; румыны же получили остальное [40] . Во-вторых, Румынию заставили подписать договор, гарантирующий права меньшинств и предусматривающий предоставление избирательных прав евреям, которые на тот момент в подавляющем большинстве были лишены возможности получить румынское гражданство. Этот же договор вводил контроль со стороны Лиги наций над исполнением положений о правах меньшинств. В Румынии этот договор воспринимался как вмешательство во внутренние дела и национальное унижение и на долгое время стал предметом националистических протестов [41] .
40
Spector, Rumania at the Paris Peace Conference, pp. 123–126; 220–221. В то время как Банат разделили по этнографическим критериям, в Буковине, где в северной части преобладали украинцы, дела обстояли иначе. Вопреки протестам украинских лидеров, вся провинция отошла к Румынии. См. Hausleitner, Die Rum^anisierung in der Bukowina, pp. 38–39, 102–107, 126–127, 195, 221–222.
41
См.: Spector, Rumania at the Paris Peace Conference, pp. 205–208, 213–219; Hitchins, Rumania, 1866–1947, pp. 286–291.
Так
42
Ibid., p. 290.
1.2. Национальный идеал в 1920-х – начале 1930-х годов. Развитие и национализм
Осуществление национального идеала в том понимании, которое сложилось перед Первой мировой войной, вызвало эйфорию, но вместе с тем оставило эмоциональную пустоту, породив ощущение утраты смысла жизни. По выражению Н. Крайника, «победа уничтожила веру, поглотив ее, и оставила за собой пустыню» [43] . В стране, в которой романтический национализм был доминирующей формой политического самовыражения, такое ощущение пустоты могло привести к отчуждению многих, особенно из среды образованной молодежи. Румынские политики, осознавая эту опасность, попытались сконцентрироваться на том, чтобы дать новое толкование «национального идеала». Они попытались создать дискурс, который был бы способен направить энергию послевоенного поколения на решение стоявших перед новым государством задач.
43
Crainic, Zile albe, zile negre, p. 147.
В первом десятилетии после Великой войны авторитет победоносных западных демократий был столь велик, что почти всё общество и, несомненно, все влиятельные политики соглашались, что Румынии следовало подражать им во всем [44] . Это означало, во-первых, что страна должна была стать демократической. В 1919 г. было введено всеобщее избирательное право, а в 1923 г. была промульгирована новая демократическая конституция. Во-вторых, страна должны была модернизироваться, развиваться, и прежде всего в экономическом отношении. Такое развитие должно было привести к повышению уровня жизни населения и решению ряда других задач. Императив экономического развития не представлял ничего нового, поскольку еще до Первой мировой войны по этому вопросу существовал консенсус среди элит как Румынии, так и других «отсталых» стран Юго-Восточной Европы. После осуществления Великого объединения румынские политики и публицисты попытались представить его как подлинный «национальный идеал» нового этапа национальной истории. Вот что писал в 1923 г. либеральный экономист и влиятельный общественный деятель того времени Михаил Манойлеску (Mihail Manoilescu):
44
Националистическое, крайне антисемитское и экстремистское, сопровождавшееся глубокими антидемократическими проявлениями движение всё же существовало, но в 1920-х гг. оно ограничивалось по большей части этнически румынскими лицеистами и студентами. Лучшая работа по этой теме – книга Ливезяну, Cultural Politics in Greater Rumania, особенно pp. 211–296.
Наш вчерашний идеал был един, ясен и прост: это был идеал воссоединения <…>
[Сегодня] мы находимся в фазе национальной реконструкции, успех которой обусловливает самое наше существование как государства и как народа [45] .
Не было разногласий и по вопросу о том, что должно было послужить главным инструментом развития: это было государство. Правящие элиты не сомневались, что это государство должно быть национальным. Именно так определяла его характер статья 1 новой конституции [46] . И что характерно, хотя оппозиция в лице Национальной партии [47] была возмущена тем, каким способом правящая Национал-либеральная партия приняла конституцию, проигнорировав требования о введении региональной автономии, определение Румынии как национального государства никогда не ставилось под сомнение [48] .
45
Mihail Manoilescu, „Neolliberalismul”, Petre Dan, ed., Doctrinele partidelor politice (Bucuresti: Cultura Nationala, 1923), pp. 226–227. В оригинале предложения расположены в обратном порядке.
46
„The Kingdom of Romania is a national, unitary, and indivisible state”, Ioan Scurtu, Constantin Mocanu si Doina Smarcea, eds., Documente privind istoria Rom^aniei ^intre anii 1918–1944 (Bucuresti: Editura Didactica si Pedagogica, 1995), doc. 17, 54.
47
В 1926 г. трансильванская Национальная румынская партия объединилась с Крестьянской партией из Старого Королевства, образовав Национал-царанистскую (национально-крестьянскую) партию (НЦП). – Прим. ред.
48
О дебатах по поводу принятия конституции 1923 г. см.: Hitchins, Rumania, 18661947, pp. 409–410; о критике НЦП по поводу по конституции см.: Apostol Stan, luliu Maniu: nationalism si democratie. Biografia unui mare rom^an (Bucuresti: Saeculum I.O., 1997), pp. 143-145
Чтобы продемонстрировать, какие изменения претерпело понятие «национального идеала» к началу 1930-х гг., обратимся к брошюре еще одного видного историка-националиста и политика правого толка, одного из главных соперников Н. Йорги, Константина К. Джуреску, изданной в 1932 г. под красноречивым названием «Новый идеал» [49] . Этот текст, быть может, более чем какой-либо другой выражает общее настроение румынских элит 1920-х – начала 1930-х гг. Начав с предпосылки, что каждое общество, как и каждый человек, нуждается в идеале, который придавал бы смысл его существованию, Константин К. Джуреску заключил, что, таким образом, наличие такого идеала является непременным условием плодотворного и гармоничного развития любой нации. Далее Джуреску напомнил своим читателям, скольких свершений добилась румынская нация за сравнительно небольшой период. Всего сто лет назад, говорил Джуреску, румынским эмиссарам в Стамбуле, у трона имперского хозяина страны, не дозволялось даже глядеть в глаза султану, и свои жалобы они обязаны были подавать его министрам, распростершись ниц и целуя полы их одежд. С тех пор румынам удалось осуществить объединение обоих княжеств, обеспечить себе независимость от турок (1878 г.), объединить всех румын в едином государстве (1918 г.), ввести всеобщее избирательное право (1919 г.) и создать национальную буржуазию [50] .
49
Constantin C. Giurescu, Un nou ideal (Turnu-Severin: f. e., 1932). Константин К. Джуреску был сыном историка Константина Джуреску и отцом Дину Джуреску, видного историка коммунистической и современной Румынии.
50
Ibid., pp. 1–2. Данные в скобках приведены мной.
Джуреску был уверен, что знает ответ: новый национальный идеал состоял в том, чтобы «обеспечить соответствующему этническому населению оптимальное материальное и моральное развитие, во всяком случае, более высокий уровень развития, чем тот, который был у него при прежних политических формациях, навязанных извне» (выделено в оригинале). По признанию Джуреску, на момент составления этого трактата румынское государство не могло похвастаться успехами на этом пути. И всё же Джуреску стремился быть оптимистом: страна была богата природными ресурсами и ее населял чудесный народ; нужен был лишь «долгосрочный и детальный план работ по всем направлениям и руководители, обладающие высоким моральными качествами и совершенным уважением к закону и государству» [51] ^
51
Ibid., pp. 2–3.
Румынские элиты, назвав свое государство «национальным», воспринимали его как принадлежащее одной этнонации – сообществу этнических румын. Несмотря на то что в конституции о румынах говорилось как о румынских гражданах, в обиходном повседневном употреблении эта синтагма почти всегда обозначала этнических румын. Например, в 1930 г., когда видный румынский демограф Сабин Мануилэ написал исследование о национальных меньшинствах, он смог привести цитаты из высказываний целого ряда румынских политиков и интеллектуалов, которые по данному вопросу выразили полное согласие. Так, Юлиу Маниу, один из лидеров Национальной, а затем Национал-царанистской (или Крестьянской) партии (НЦП), писал в 1924 г. о том, что национальное государство «является самой совершенной человеческой организацией, поскольку основывается на единстве языка, обычаев, мышления, традиций, стремлений, которые естественным образом характеризуют нацию <…>. В этой грандиозной организации, которая называется Государством, нуждается каждый народ, чтобы в ней и через нее усовершенствовать свои национальные специфические способности, а в случае необходимости выступить в их защиту» [52] .
52
luliu Maniu, Problema minoritatilor. Conferinta tinuta la fundatia universitara Carol I ^in ziua de 11 maiu 1924 (f. l.: Cultura nationala, f.d.), pp. 1–2. Текст Мануилэ неточен, но он верно ухватил сущность определения Маниу. См.: ANI, Fond Sabin Manuila, XII/77bis, ff. 2–3.
Видный румынский географ, этнограф и антрополог Симион Мехединць настаивал на том, что румыны были единственной «автохтонной» нацией на территории Великой Румынии, поскольку, в отличие от других этнических групп, проживавших на ее территории, но имевших свои прародины в других местах, румыны как нация «зародились» на этой территории, в то время как национальные меньшинства были «внедрены» в румынскую нацию враждебными силами. Румыны как «хозяева» вынуждены были принять «гостей», т. е. меньшинства, но одновременно они должны были остерегаться центробежных тенденций некоторых из них [53] . В концепции Национал-либеральной партии, одной из двух главных партий межвоенной Румынии (другой была Национал-царанистская партия), эта идея также являлась центральной. Так, в 1923 г. Ион Г. Дука, один из ее лидеров и будущий премьер-министр страны, пытаясь сформулировать доктрину партии, подчеркнул, что наряду с другими ценностями она включает и национализм в смысле «средства спасения материальной индивидуальности [румын], предотвращения их порабощения элементами, превосходящими их силой или уровнем организации». Отсылка к опасным элементам была аллюзией на иностранный капитал, который воспринимался как угроза местным предпринимателям, а также на граждан иных национальностей, которые якобы занимали неподобающее им место в румынской экономике и обществе [54] .
53
Мануилэ обобщил рассуждения Мехединць так, как показано в Politica de vorbe si omul politic (Bucuresti: Tipografia „Convorbiri literare”, 1920), pp. 162–177. Подробнее о Мехединць и его всё более ксенофобских и националистических взглядах см.: Livezeanu. Cultural Politics in Greater Romania, pp. 192, 204–205.
54
I. G. Duc, „Doctrina Liberala”, Petre Dan, ed. Doctrinele partidelor politice, pp. 145, 147. Дука был премьер-министром с 14 ноября по 30 декабря 1933 г., когда Железная гвардия совершила на него покушение.
Поскольку считалось, что миссия «национального государства» состояла в поддержке и продвижении интересов численно доминирующей этнической группы, то меньшинства неизбежно воспринимались как «проблема». Более того, развитие должно быть направлено против них. По этому вопросу также существовал консенсус, хотя мера, в которой интересы «хозяев» и «гостей» были совместимы или исключали друга, являлась предметом серьезных разногласий.
Перед Первой мировой войной большинство румын в королевстве и за его пределами были землепашцами и скотоводами. Немногочисленный правящий класс Старого королевства состоял из интеллигенции (по отношению к ним румыны применяли термин «интеллектуалы»), духовенства, чиновничества и военных, в большинстве своем также этнических румын. При этом этнические румыны были очень слабо представлены в промышленности, ремеслах и коммерции. Румынские предприниматели обычно были евреями, греками или представителями других – по выражению Юрия Слёзкина – «меркурианских» меньшинств, чей традиционный образ жизни лучше подготовил их для достижения успеха в бурно развивающейся капиталистической экономике [55] . Политика ведущей в Румынии в предшествовавшие Первой мировой войне годы Либеральной партии, получившая название «мы сами», была призвана противодействовать ситуации, которая воспринималась как ненормальная, путем согласованной государственной поддержки «национальных» предпринимателей, т. е. этнических румын. Национал-либералы, фактически та же подновленная Либеральная партия, продолжили эту политику в 1920-х гг., когда они обладали едва ли не монополией на власть [56] .
55
См.: Yuri Slezkine. The Jewish Century (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2004), pp. 4-39.
56
Доктрина «мы сами» была разработана во второй половине XIX в. Ионом И. К. Брэтиану (1821–1891), основателем Либеральной партии и отцом Иона (Ионела) И. К. Брэтиану (1864–1927), Винтилэ Брэтиану (1867–1930) и Константином И. К. Брэтиану (1866–1951), которые руководили партией в 1909–1927, 1927–1930 и в 1933–1947 гг. соответственно, иными словами, до запрета партии коммунистическими властями. Доктрина с самого начала была направлена против проникновения иностранного капитала и доминирования в экономике страны румынских граждан иной национальности. См. Apostol Stan, Ion C. Bratianu. Un promotor al liberalismului ^in Rom^ania (Bucuresti: Globus, 1993), pp. 374–394. О применении доктрины в межвоенной Румынии см.: Henry L. Roberts. Rumania: Political Problems of an Agrarian State (New Haven, CT: Yale University Press, 1951), pp. 94-129, 187–205.