Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944)

Солонарь Владимир

У Кароля были лишь весьма расплывчатые представления о том, что он будет делать после своего восшествия на престол, но он не был полностью лишен политических убеждений. Кароль явно не был приверженцем демократии и не испытывал особого уважения к конституции и вообще к законам. Столь же невысоким было его мнение о румынских политиках и политических партиях [86] . Идеалом для него была королевская диктатура бонапартистско-плебисцитарного толка, в которой ему отводилась главная роль. Кароль иногда с восторгом отзывался о Муссолини, Гитлере и португальском диктаторе Антонио де Оливейра Салазаре. Ему импонировали в них не столько «революционный» характер их режимов, сколько авторитарный стиль правления в сочетании с риторикой «обновления», которая соответствовала его представлению о самом себе [87] . И всё же власть привлекала его не только сама по себе и не только как источник личного обогащения. Он мечтал об успешной модернизации страны и о месте в истории в качестве одного из великих монархов Румынии.

86

Quinlan, The Playboy King, p. 116.

87

См.: Heinen, Die Legion „Erzengel Michael”in Rumanien, pp. 240–241; о Салазаре см.: Constantin Argetoianu, ^Insemnari zilnice, ed. Stelian Neagoe (Bucuresti: Machiavelli, 1998–2003), vol. 3, p. 143.

В современной Румынии Кароля не любят. Ни один опрос общественного мнения не зафиксировал

включение его имени в список «великих румын», и когда в 2003 г. его останки были перевезены из Португалии, где он скончался и был погребен, их захоронили не внутри Кафедрального собора монастыря Куртя де Арджеш, где покоятся и другие румынские монархи, а во дворе. Поэтому вызывает удивление тот факт, что некоторые его современники, даже после его падения и на фоне враждебности публики к его памяти, давали осторожно-положительные оценки его способностей и намерений. Например, выдающийся социолог Генри Г. Шталь заявил в интервью историку Золтану Рошташу в 1980 г., что король Кароль считал себя «Брынковяну румынской культуры» – Шталь имел в виду выдающегося валашского господаря XVIII в., положившего начало блестящему периоду культурного возрождения. Шталь подчеркнул, что поддержка короля была незаменимой для многих важных культурных достижений, таких как создание Музея румынского села, для которого изо всех уголков страны привезли в Бухарест образцы традиционных деревянных строений. Через носивший его имя фонд Кароль щедро финансировал издание ряда периодических изданий и публикаций по проблемам истории и культуры. «Жаль, – заключил Шталь, – что у этого способного и полного разнообразных достоинств человека были, наряду с ними, большие недостатки» [88] .

88

Zolt^an Rost^as, O istorie orala a scolii sociologice de la Bucuresti (Bucuresti: Printech, 2001), pp. 73–75.

Один из распространенных мифов о Кароле, бытующий со времен его правления, происходит из окружения Ю. Маниу. Согласно этому мифу, с самого начала своего царствования Кароль последовательно прилагал усилия для свержения демократии и установления королевской диктатуры, и этой цели он в конечном итоге достиг в феврале 1938 г. [89] В действительности, однако, политика Кароля в 1930–1938 гг. ни в коем случае не была последовательной. Действительно, Кароль сотрудничал с румынскими политическими партиями и политиками исключительно на своих условиях, которые предполагали прежде всего защиту его многочисленных финансовых интересов. Злоупотребляя конституционной прерогативой назначения премьер-министров и членов правительства, Кароль неизменно выбирал наиболее податливого к его давлению и манипуляциям кандидата. Одновременно он стремился ослабить, изолировать и по возможности лишить влияния те политические группы, которые, как Маниу и идущая за ним НЦП, сопротивлялись его злоупотреблениям. В этом отношении Кароль порвал с традицией, заложенной двумя предыдущими румынскими монархами из той же династии, которые не вмешивались в персональные разборки в румынских элитах, занимая положение «над схваткой». Как красноречиво выразился один наблюдатель, «из порядочных людей Кароль II всегда выбирал самого гибкого; из остальных самого большого угодника» [90] . «Угодник» (lichea) – самое частое уничижительное прозвище, звучавшее в адрес любимчиков Кароля. К этому прозвищу прибегали как те, кто завидовал получившим доступ к кормушке, так и те, кто испытывал подлинно моральное отвращение к коррумпированному режиму монарха.

89

См., например, заявление Юлиу Маниу перед группой журналистов, в конце 1938 – начале 1939 г., в котором он утверждал, что король с момента своей реставрации систематически преследовал цель разрушения демократического режима. Paraschiv si Tepelea, eds., luliu Maniu ^in fata istoriei, p. 362.

90

Mihail Manoilescu, Memorii (Bucuresti: Editura Enciclopedica, 1993), vol. 2, p. 266; Vezi si Stan, luliu Maniu, pp. 218–223.

Способ взаимодействия Кароля с румынскими политиками часто интерпретируется как сознательная стратегия раздробления политических партий, особенно крупных, как предварительный этап перед их полным устранением [91] . Принять такую интерпретацию – значит приписать Каролю долговременную стратегию и целеустремленность, на которые он не был способен [92] . Недавно опубликованные дневники Кароля вкупе с другими ставшими доступными источниками ясно свидетельствуют, что он был бы рад продолжать «сотрудничество» с румынскими партиями и после 1937 г. в том же духе, что и прежде, если бы это было возможным. Такая возможность исчезла вследствие стечения целого ряда весьма специфических обстоятельств. Когда Кароль убедился, что продолжение прежнего образа действий стало невозможным, он решил отменить конституцию 1923 г. и ввести открытую королевскую диктатуру. В истории правления Кароля примечательно не то, что он отменил демократию в начале 1938 г., – к этому времени практически все соседи Румынии, за единственным исключением Чехословакии, находились под управлением авторитарных режимов различного типа, – а то, что Кароль так долго воздерживался от разрушения демократического фасада вопреки своему глубокому презрению к политическим партиям и электоральной политике, а также низкому уровню поддержки демократии в румынском обществе. За объяснением далеко ходить не надо: Кароль не испытывал недостатка в «гибких» специалистах и некомпетентных «угодниках» среди румынской политической элиты. Поскольку главной его заботой было обеспечение свободы действий в области расхищения общественных средств, а других серьезных разногласий с традиционными политиками у него не возникало, Каролю легко удавалось получать всё, чего он желал, сохраняя видимость «демократии». Следует согласиться с утверждением одного из его бывших союзников, позднее ставшего его обличителем:

91

На это нам указывает язык, используемый Кейтом Хитчинсом (Keith Hitchins) в своей книге, которая всё еще остается одной из самых читаемых по современной румынской истории. См. Hitchins, Rumania, 1866–1918, pp. 378–379, 416.

92

Замечание Г. Гафенку, который в то время был видным членом партии Маниу, но в дальнейшем покинул его и примкнул к королевской диктатуре, чтобы занять в правительстве пост министра иностранных дел: «И если бы мы, по крайней мере, были бы перед лицом всесильной воли решительного, энергичного и величественного тирана <…> Но нет! „Тираном” был колеблющийся, симпатичный молодой человек с благими намерениями. [Он] пользовался всеобщим угодничеством не для того, чтобы провести радикальные реформы или совершить великие деяния, а всего лишь для удовлетворения мелких капризов, которые подчас были даже не его, а его друзей» (Gafencu, ^Insemnari politice 1929–1939, p. 42).

Каролю <…> невозможно дать правильную оценку, если одновременно с ним не оценить и румынское общество, которое попеременно хулило его и обольщалось им, неоднократно преувеличивая его провалы и взваливая на него груз собственных грехов (выделено в оригинале. – В. С.) [93] .

По мнению одного из румынских историков, Кароль не был тираном, и его легко можно было бы «поставить на место», если бы румынские политики воспротивились его авторитарным поползновениям. Вместо этого «посредственность» и «пагубное политиканство» румынского политического класса фактически обеспечили ему политический триумф [94] .

93

Mihail Manoilescu, Memorii, vol. 1, pp. 95–96.

94

Stan, luliu Maniu, p. 221; George I. Duca, Cronica unui rom^an ^in veacul XX (Munchen: Jon Dumitru Verlag, 1984), vol. 2, pp. 282–283.

В

то время как Кароль манипулировал румынскими политиками в своих личных интересах, некоторые из них пытались использовать его для продвижения собственных интересов и политических амбиций. По большей части это были политики и публицисты правого толка, которые симпатизировали его авторитарным наклонностям и надеялись, что смогут заинтересовать его своими идеями; многие из них были активными карлистами еще до возвращения принца в Румынию, поскольку надеялись, что, взойдя на трон, Кароль вознесет и их на самые вершины власти. Однако вскоре после своего воцарения Кароль разочаровал своих ранних сторонников, забыв их заслуги. Некоторые из них также считали, что король не проявляет достаточной решимости в борьбе против «режима партий», т. е. демократических норм. Это разочарование толкнуло некоторых из них вправо, вплоть до сближения с Железной гвардией, хотя окончательного разрыва с Каролем и его окружением они тщательно старались избежать. Тем временем они развивали и обнародовали свои собственные политические идеи, которые придали румынскому национализму новый, более радикальный эксклюзивистский характер.

Одним из наиболее видных представителей этой группы был Никифор Крайник (настоящая фамилия Добре, которой он сторонился как чересчур славянской). Родившись в крестьянской семье в 1889 г., он в детстве мечтал о карьере православного священника и получил соответствующее образование в Бухарестской семинарии. Однако вскоре после окончания семинарии его планы изменились, и он решил стать журналистом и поэтом. Крайник воевал в Первую мировую, а в 1920–1922 гг. изучал теологию и средневековый мистицизм в Вене, причем сам себя считал первым румыном, открывшим этот феномен [95] . Вскоре после возвращения в Бухарест в 1922 г. Крайник стал популярным поэтом, правым журналистом и публицистом, издателем влиятельного ежемесячника по вопросам культуры националистического направления G^andirea («Мысль», 1922) [96] , а затем работал редактором и других правых периодических изданий. Не был он лишен и политических амбиций. В 1927 г. при поддержке НЦП Крайник был избран в палату депутатов, но вскоре после этого покинул партию и превратился в видного «карлиста» – т. е. энергичного сторонника реставрации Кароля II. Однако в окружении Кароля он потерял влияние почти сразу же после реставрации последнего, что толкнуло его еще дальше вправо.

95

Crainic, Zile albe, zile negre, pp. 179–185.

96

Подробнее о Крайнике см.: Zigu Ornea, Traditionalism si modernitatea ^in deceniul al treilea (Bucuresti: Eminescu, 1980), pp. 133–135, 284; Ornea, Anii treizeci, pp. 100129, 241–264.

В начале 1930-х гг. он уже посредничал между кузистами и легионерами на предмет их возможного примирения и слияния, но его попытки закончились неудачей и он вызвал недоверие лидеров обеих партий. Потерпев это фиаско, Крайник взялся за осуществление другого проекта: консолидацию кузистов и их превращение в главную правую партию. Крайник сыграл ведущую роль в подготовке слияния кузистов с карликовой Национал-аграрной партией, руководимой трансильванским поэтом-националистом Октавианом Гога. Слияние двух партий произошло в июне 1935 г. Однако немедленно после объединительного съезда Куза и Гога исключили Крайника из новосозданной Национал-христианской партии (НХП) и отвергли написанную им программу. Очевидно, они ему не доверяли и побаивались его политических амбиций. Однако Крайник был непотопляем. Вопреки очередной неудаче он остался влиятельной фигурой румынской правой [97] .

97

Ornea, Anii treizeci. Extrema dreapta rom^aneasca, p. 250. В 1940 г. Крайник еще раз перешел на сторону короля и стал министром национальной пропаганды в последнем правительстве Кароля, в июле 1940 г. При совместном правлении легионеров и Иона Антонеску с сентября 1940 по январь 1941 г. он исполнял должность генерального секретаря в министерстве культуры, а при режиме Иона Антонеску был министром пропаганды с января по апрель 1941 г., когда из-за участия его дочери в легионерской демонстрации был отправлен в отставку. См. Crainic, Zile albe, zile negre, p. 350. В июне 1945 г., при коммунистическом режиме, Крайник был заочно осужден на пожизненное заключение, когда скрывался в одном из карпатских монастырей. В мае 1947 г. он сдался коммунистическим властям и провел в заключении пятнадцать лет – до апреля 1962 г., когда был освобожден с обязательством не заниматься «недозволенной» деятельностью. Крайник скончался в августе 1972 г. Статьи о Крайнике см. в Enciclopedia cugetare si Mircea Pacurariu, Dictionarul teologilor rom^ani (Bucuresti: Editura Enciclopedica, 2002), доступно вhtml (дата обращения: 13.07.2008).

Политические воззрения Крайника в основном сформировались еще до его возвращения из Вены, но в 1930-е гг. произошла их радикализация под влиянием прихода к власти нацистов в Германии и их видимых успехов внутри этой страны и на международной арене. Крайник изложил свои политические идеи в опубликованной в 1936 г. книге под названием «Ortodoxie si etnocratie» («Православие и этнократия»), в которую он также включал написанную в 1935 г. для Национал-христианской партии программу.

Кредо Крайника можно свести к двум основным компонентам. Во-первых, истолкование румынского национализма как основанного исключительно на ценностях православия. При этом православие Крайник толковал в узком, ханжеском и авторитарном духе. Это было новое слово в румынском национализме, поскольку до этого благодаря влиянию французской политической мысли он был в основном светским и рационалистическим. Во-вторых, Крайник четко противопоставил национализм демократии, которая, как он утверждал, не смогла гарантировать доминирование этнических румын в их «собственном» государстве и позволила меньшинствам, особенно евреям, играть слишком большую роль. Румынское государство должно было быть преобразовано из демократического в этнократическое, т. е. такое, которое защищало бы интересы исключительно этнических румын, непримиримо противопоставляя их интересам национальных меньшинств.

Следующие черты должны были, по мысли Крайника, отличать истинно националистическое, или этнократическое государство: (1) публичные должности в нем имели право занимать только коренные румыны; (2) всем государственным служащим должно было быть запрещено вступать в брак с нерумынами; (3) православие должно было стать официальной доктриной государства, и духовенство должно было получать жалование от государства; (4) общество должно было быть реорганизовано на корпоративистской основе, и в каждой корпорации квота меньшинств должна была поддерживаться на уровне удельного веса меньшинства в общей численности населения; (5) представители меньшинств, которые считались несущими угрозу национальным интересам, должны были быть лишены румынского гражданства; (6) с целью обеспечения господства над меньшинствами государство должно было проводить меры, направленные на увеличение численности и доли в составе населения этнических румын, которым предстояло отстаивать свои права, опираясь на «силу организованного количества и его качество» [98] . Для достижения данной цели должен был быть также произведен обмен населением с соседними государствами, т. е. члены различных меньшинств должны были быть высланы «в свои государства», откуда взамен им должны были прибыть высланные оттуда этнические румыны. Этнические румыны должны были быть также репатриированы из Америки (Крайник не предложил никакого объяснения того, каким образом можно было бы осуществить это последнее мероприятие). Должна была быть проведена массированная колонизация этническими румынами земель вдоль государственных границ, а также экспроприированных у евреев земель на всей территории страны. И наконец, государство будет поощрять повышение рождаемости среди этнических румын [99] .

98

Nichifor Crainic, Ortodoxie si etnocratie, cu o anexa. Programul statului etnocratic (Bucuresti: Albatros, 1997; Cugetare, 1936), pp. 245–256.

99

Ibid., pp. 250–251.