Одержимость Фенрира
Шрифт:
Я выдохнула и воткнула вилку в птичку, вся пылая гневом.
Вообще я человек добрый. Терпеливый. Но не тогда, когда вижу несправедливость. Тем более, если дело касается близких людей.
Не замечая, как я готова взорваться, рыжая продолжала:
– Ну вот в общем, как войны поутихли, открылись более удобные пути. Как это вы новый мост проглядели? Он же через Рыбную идёт, несколько миль к востоку всего.
– Не было там никакого нового моста, когда мы шли, - задумчиво проговорил Фенрир, потирая подбородок. – Видимо, вода поднялась так, что полностью покрыла. Остался на поверхности только старый.
Хозяйка
Я осторожно тронула плечо мужа. Он поднял на меня взгляд. В нём плескалась тревога.
– Что ты думаешь? – тихо спросила я.
– Думаю, что ничего хорошего. Кажется, ни твой отец, ни местные не видели в этой реке ничего ненормального. Бесится она только при моём приближении. А совсем с ума сходит, когда мы с тобой вдвоём. Судя по всему, кому-то или чему-то очень сильно не хотелось, чтоб я нашёл Истинную. И ещё больше бесит, что у меня это получилось. А это хреново, зайчоночек! Так что давай, доедай скорее и идём спать. Завтра с рассветом выдвигаемся. Домой хочу скорее.
– Спать? – уточнила я.
В серебряном взгляде вспыхнул огонь.
Горячие шершавые пальце переместились к моему лицу, небрежно прогулялись по нижней губе, стёрли каплю соуса в уголке рта.
– В том числе. Ванна уже готова должна быть. Спину-то потрёшь мне, жена?
Глава 30
Глава 30
Какая я была смелая, когда спрашивала мужа про «спать»!
И какой тяжестью наливалось моё тело с каждой ступенькой на второй этаж.
Деревянные, скрипучие, они чуть подрагивали и выгибались под тяжеленными шагами моего Волка. Он шёл чуть позади меня, аккуратно придерживая за талию и без слов давая понять, что если я вдруг споткнусь и потеряю равновесие – он подхватит.
Такое тёплое и приятное ощущение!
И как обидно, что глаза слипаются. Фенрир глядел, посмеиваясь, как я сворачиваю челюсть в попытке не зевнуть. Но ничего не говорил.
Комната была небольшая, но чистенькая.
Широкая кровать с прочным дубовым изголовьем, белые простыни. Узкий стол у окна, два плетёных кресла из ивового прута. Из-за ширмы выглядывает краешек медной ванны, он нее поднимается ароматный дымок, распространяя в воздухе пряный запах лаванды.
Совсем стемнело.
Хозяйка поставила на стол подсвечник с толстой восковой свечой и кувшин воды.
– Изволите ещё чего-нибудь? – с надеждой спросила она.
– Бумаги и перо с чернильницей, - скупо бросил Фенрир. – Найдётся желающий завтра же гонцом отправиться в Таарн? К Вождю, лично в руки. Я хорошо заплачу.
– Конечно-конечно! – расплылась в елейной улыбочке рыжуха, получив ещё одно подтверждение, что к ней в таверну занесло знатного и обеспеченного господина со связями. – Всё исполним в лучшем виде.
Она откланялась. Через пару минут, пока я осматривалась в комнате, уже явилась обратно. Плюхнула на стол три листочка серой бумаги и конверт. Сургучный набор, чернильницу, песочницу с речным песочком, парочку перьев и перочинный нож.
Я вздохнула, косясь на бумагу.
Письмо отцу. Да.
И как найти нужные слова?
Как ни крути, я получаюсь не очень хорошая дочь. Придётся долго извиняться и просить прощения, что принесла им с мамой столько переживаний.
Стало до ужаса стыдно.
Я поняла, что три листочка – это мало! Сколько мне черновиков понадобится исчеркать, чтобы правильно выразить то, что словами выразить совершенно невозможно? Что иногда судьба просто берёт и тащит тебя… а ты летишь как на крыльях туда, за горизонт, к своему свету, потому что не можешь не лететь. Потому что для тебя там – жизнь, единственно возможная, настоящая…
Вздрогнула, когда муж подошёл сзади, крепко взял за талию и коротко поцеловал в макушку.
– Так, зайчоночек. Лезь в воду! Я сам напишу.
– Но…
– Не спорь. Иди. И лучше бы тебе докупаться, пока я закончу. Иначе я точно сорвусь и присоединюсь к тебе. А это тощее корыто на двоих не рассчитано. Нам будет не слишком удобно.
Я смутилась.
И поспешила за ширму. Нервно стаскивая с себя осточертевшие в дороге, запылённые тряпки. К счастью, хозяйка оставила на табуретке рядом целую стопку мягких белых полотенец. Не надо было заворачиваться в свою походную одежду после купания.
За ширмой уже раздавался скрип пера.
Божечки, что он там пишет моему отцу, интересно?
Судя по всему, это было довольно развёрнутое письмо.
Я опустила носочек голой стопы в горячую воду и зажмурилась от удовольствия. Аккуратно опустилась всем телом, села, подтянув колени, потому что в ванне и правда было не слишком много места. Вздохнула от удовольствия.
За ширмой проворчали.
– И постарайся там лишних звуков не издавать. Трудно сконцентрироваться.
Я невольно улыбнулась.
Горячая вода, источавшая ароматы трав, обнимала моё тело. Забирала внутренний холод, расслабляла, нежила. Я оглянулась на ширму, через которую просвечивали очертания большого тела, чуть колеблющиеся в свече пламени свечи. Ощущения покоя и уверенности, которые проникали в каждый уголок моего существа от осознания того, что теперь я не одна, что теперь есть вот это волшебное «вместе»… это было так ново для меня. И так удивительно.
Что оказывается, одно присутствие человека рядом может делать настолько счастливой.
Я решила, что не буду сидеть в воде слишком долго, чтобы мужу тоже досталась горячая.
Осторожно вылезла, вытерлась насухо, обернулась белым полотенцем, подоткнув на груди уголок. Оно едва прикрывало ягодицы, и когда я тихо, как мышка, выбралась из-за ширмы, слегка нервничала.
Фенрир сидел за столом, откинувшись на спинке кресла. О чём-то глубоко задумавшись. Перед ним на столешнице был аккуратно заклеенный сургучом конверт, на багряной кляксе печати чётко выделялись очертания оскаленной волчьей морды. Я узнала рисунок, он же был на крупном перстне из серой стали, который муж носил на левой руке. Значит, это перстень-печатка. Конверт покрывали несколько скупых строк, написанных острым, чётким почерком. Ни одного исчерканного листка на столешнице не было. Как и пустых. Он все исписал, не правя, и запечатал конверт. Завтра его повезут моему отцу.