Одержимость Фенрира
Шрифт:
– Спишь? Так и знал, - ворчливые нотки в голосе Фенрира не могут скрыть нежность, от которого мне хочется мурлыкать, как котёнку.
– М-м-м… - слабо потягиваюсь. Сил отвечать нет. Вообще нет. Усталое тело застыло где-то на полпути между явью и сном. Так тепло и хорошо, и так спокойно… было.
– Ну спи, спи, - вкрадчиво говорит голос.
Я слышу шуршание. Тяжело прогибается матрас под массивным телом. Жалобно скрипнули доски кровати. Даже эта прочно сбитая по-деревенски мебель не совсем рассчитана на такого великана, как мой муж.
Не могу разлепить век, налившихся
Но моё дыхание становится тяжелее.
Потому что под одеялом определённо стало жарче… и тесней. И… кажется, погасили свечу.
Большой хищник медленно подкрадывается ко мне в абсолютной темноте. Мурашки предвкушения сладко бегут по телу.
Пряный запах мужской кожи. Самый приятный на свете запах – моего мужа. К нему примешивается тонкий аромат лаванды. На внутреннюю сторону бедра падает прохладная капля воды. Кажется, вытерся не до конца после ванны. Я невольно вздрагиваю.
Коротко вдыхаю носом, когда ощущаю, как на моё колено ложится горячая рука. Медленно движется выше, плотно прижимаясь шершавой ладонью. Затаив дыхание, замираю, напряженная, как натянутая струна, когда его пальцы останавливаются там, где нижняя кромка полотенца сбилась и уже почти ничего не прикрывает. Но подразнив меня и слегка нырнув под полотенце кончиками пальцев, его рука всё же двигается выше. Собирая складками полотенце на талии… волнуя тем, как небрежно и самоуверенно задевает грудь, напряжённую под белой махровой тканью…
В темноте все мои ощущения обостряются настолько, что я буквально кожей чувствую – Фенрир навис надо мной на расстоянии нескольких сантиметров, накрыв нас обоих одеялом, чтобы я не замёрзла. Хотя куда там! Во мне разгорается самый настоящий пожар. Невольно подаюсь грудной клеткой выше – ближе, к нему, чтобы прижаться всем телом. Но у него другие планы. Он, кажется, решил будить меня постепенно и неторопливо.
Осторожно, так медленно, что я уже схожу с ума, заправленный на груди краешек полотенца соскальзывает. Неспешные пальцы тянут его вниз.
– А-а-х… - стону и закусываю губу, когда в обнажённую грудь впиваются горячие губы, втягивают сосок. Прикусывают, отпускают. Протяжное движение языка по тугой вершине. И снова. И ещё. Вторую грудь сжимает в ладони – крепко, весомо, властно. И рычит, как зверь, который добрался, наконец, до вожделенной добычи.
– Значит, спать хочешь?.. – невозмутимо интересуется Фенрир.
– Уж-жасно устала! – решаю поддразнить его немного. Вот этого о себе я тоже не знала. Что могу становиться игривым ласковым котёнком. Могу чувствовать так открыто и не бояться собственных желаний. Даже о желаниях таких не знала! А теперь тону в них с головой, погружаюсь, будто в тёмный омут.
Мне ужасно нравится лежать вот так и не шевелиться. Отдавать инициативу полностью в его руки. Не терпится узнать, как именно он станет меня будить.
– Как мне не стыдно, совсем замучал своего зайчоночка, - притворно сокрушаясь, цокает языком Фенрир.
Только ему совсем не стыдно. Вот ни капельки! Потому что его нетерпеливые руки распахивают полотенце на мне и, обжигая дыханием грудь, поцелуи смещаются ниже, через солнечное сплетение… а ещё он абсолютно голый, я чувствую бедром
Меж моих ног вклинивается колено, и я податливо позволяю себя раскрыть. Мечусь по подушке головой в спутанных кудрях и закусываю губу, когда цепочка жарких поцелуев медленно опускается по моему телу, заводя пружину нетерпения до невообразимых значений. Когда принимается ласкать живот, когда тугой язык ныряет во впадину пупка.
– Я не мастер признаваться в любви, зайчоночек, - неожиданно серьёзно заявляет муж, оторвавшись от своего коварного дела. И у меня замирает сердечко. Я приоткрываю глаза, и под завесой трепещущих ресниц в слабом лунном свете вижу, как горят серебряным огнём волчьи глаза там, внизу, над моим распростёртым телом. – Ни разу ещё не признавался. Давай-ка я тебе объясню, как сильно тебя люблю, как-нибудь не словами. Слова – это всего лишь звук. Они не передают даже тысячной доли того, что у меня к тебе. Мне кажется, я мог всё это время хоть как-то существовать только потому, что тебя не знал. Теперь, если бы тебя вдруг не стало в моей жизни, у меня, наверное, сердце остановилось бы в ту же секунду.
Дыхание перехватывает. Это было самое романтичное, что я когда-либо слышала. Даже не смотря на то, что в этот самый момент в мою задницу до синяков впиваются крепкие пальцы. Пытаюсь что-то ответить, но Фенрир перебивает.
– Так что ты спи, спи! Я пока что продолжу… признаваться.
Усмехается клыкастой усмешкой так, что я окончательно теряю голову.
А потом мне очень быстро становится плевать, кто там за стенкой и что подумает по этому поводу.
Потому что, когда горячий язык опускается на моё лоно, проникает глубже, дарит самую откровенную и жаркую ласку, с жадностью встречает мои судорожные рывки бёдрами навстречу, высекает искры из моего влажного, разгорячённого тела… не кричать невозможно.
Он прав. Это самое честное и самое сногсшибательное признание.
Когда меня вырывает из тела, и всю изгибает тугим луком, а перед крепко зажмуренными веками взрываются падающие звёзды, Фенрир крепко держит меня за бёдра, прижимаясь небритой щекой к животу. И наслаждается моей эйфорией.
А потом в несколько рывков подтягивается выше на руках. И падает на меня всей тяжестью своего тела, которая сейчас воспринимается как особый сорт наслаждения. Мне нравится быть маленькой и слабой рядом с ним. Мне нравится, что он такой тяжёлый, что мог бы раздавить меня, но пытается сдерживать свой пыл. И особенно нравится, когда теряет контроль и перестаёт, и мои рёбра трещат от того, как сильно сжимает моё хрупкое тело в руках.
Мне нравится первое, жгучее ощущение, когда входит – в тело, всё ещё ноющее и уставшее после первого раза, ещё не привыкшее к такому, но встречающее это вторжение с трепетом и жадностью.
– Р-р-р-р… - острые зубы впиваются мне в плечо. Путаюсь пальцами в его волосах, прижимаю к себе лохматую голову. Пусть для всех он – король, и устрашающий зверь, одним взглядом способный поставить на колени и вогнать в трепет. Для меня он самый близкий, самый родной, перед которым и моё тело, и моя душа обнажены и откровенны до самого последнего предела.