Один год из жизни Блюхера
Шрифт:
«Путь к линии железной дороги через Верхнеуральск был выбран по следующим соображениям: нанеся сильный удар под городом, мы рассеиваем насильно мобилизованных казаков, как уже показали предыдущие опыты, следовательно, открываем себе путь к намеченной цели с наименьшей затратой сил и материальной части, тогда как другие пути этих преимуществ не давали. Наши предположения уже оправдались, в рядах противника началось уже разложение, распад был близок, достаточно было еще сделать один сильный нажим…»
О падении Екатеринбурга
«мы должны выбрать новое направление на присоединение к нашим силам, опирающимся на базы. Оставаться здесь, в Белорецке, мы не можем, так как противник это сочтет за нашу слабость и, безусловно, поведет против нас активные действия, с тем чтобы нас взять в кольцо, и тогда нам трудно будет прорывать это кольцо».
— Может быть, — напрямую говорил главком, — у многих красноармейцев возникнет сомнение в том, стоит ли идти в новом направлении, не лучше ли остаться здесь и где-нибудь укрыться. Товарищи, такое решение будет весьма гибельным, так как легче всего переловить и передушить нас поодиночке, а когда же мы будем двигаться кулаком, справиться с нами трудно, потому что мы можем бороться и пробивать себе путь сплоченной силой. Итак, вперед! Кто малодушен, оставайся, но помни, что одиночки — не сила и легко могут быть переломлены противником».
Кипела работа в Главном штабе. Блюхер и все его помощники считали, что с наибольшими трудностями Сводный отряд встретится при переходе через линию железной дороги близ Уфы. Белогвардейцы будут обладать рядом преимуществ. У них большие запасы патронов и снарядов. Железная дорога и судоходные Белая и Уфа обеспечат свободную маневренность их частей. Главком призывал приложить максимум усилий для того, чтобы ослабить противника именно там, при переходе через стальное полотно. Была сформирована небольшая саперная команда, возглавляемая М. Голубых. В ее задачу входило — разрушать за собой железную дорогу, портить телеграфную линию.
На редкость знойным выдалось то лето в Белорецке. Побурела от пыли, приутихла игривая Белая. За плотиною сжалась и поблекла синь заводского пруда. Зарделись на его берегах, как под пламенем, одинокие сосны. Высохли травы на горах. Одну лишь полынную горечь крутил суховей.
И на душе у белоречан была та же горечь. На рассвете 5 августа через плотину завода прошла последняя партизанская рота. Армия Блюхера уходила Стерлитамакским трактом в горы хмурого Ала-тау.
Что ж, прощай, Белорецк. Твои защитники покидают тебя. Но, знай, это не бегство, не отступление. Отряды лишь изменили курс своих действий. Они не уходят от борьбы, они продолжают грудью идти на врага, идти туда, где могут принести наибольшую пользу Рабоче-Крестьянской Республике.
Метнулась с гор стремительная Нура. Теперь только считай перевалы. Дорога сузилась. Слева шумит в каменистой теснине Белая, справа дыбятся скалы. Пехота двигалась в центре.
По пятам неотступно следовали белоказаки генерала Ханжина. Нередко и впереди оказывались их засады. А тут и погода помехи чинить вздумала. Только втянулись в глубь Ала-тау, внезапно резко похолодало, шквальный ветер нагнал тяжелые тучи. Разразился ураган небывалой силы. Несколько часов подряд ревела разбушевавшаяся стихия, а люди, голодные, разутые и полуодетые, продолжали шагать и шагать.
Блюхер понимал, что в сложившейся обстановке поддержать твердость духа бойцов могут лишь хорошие, ободряющие вести. Но откуда их брать? Из Центра никакой информации о положении в Республике и на фронтах давно не поступало. Партизаны шли по селам и деревням, зараженным вражеской агитацией, в белогвардейских листовках читали о том, что основные силы Красной Армии уничтожены, что пали Москва, Петроград…
Эта лживая писанина действовала особенно угнетающе. Но как оградить от нее людей? Как не позволить гаснуть в них вере в идеалы революционной борьбы? И Блюхер нашел единственно верный ответ на вопросы: надежда прежде всего на коммунистов, на их стойкость и мужество. Нужно, чтобы об их подвигах знала вся армия, чтобы каждый воин брал себе в пример отвагу и доблесть партийцев.
И заработала служба собственной информации. Из отрядов и частей в Главный штаб потекли сообщения о первых героях рейда. Вместе с боевыми приказами развозили их по полкам и отрядам ординарцы, а там уже безостановочно летела дальше из уст в уста добрая молва о партизанских победах. И не беда, что отдельные детали опускались, другие, наоборот, усиливались — и рядовые факты боевой хроники перерастали в легенды.
Уже на вторые сутки рейда при переходе между Сеременево и Узяном отличились пятеро троицких артиллеристов во главе с командиром — коммунистом Григорием Пивоваровым.
Отбив очередной наскок белоказаков, артиллеристы снялись с позиции и покатили догонять главные силы. Но вблизи последнего, шестого, орудия разорвался снаряд. Серия новых разрывов заставила расчет залечь. Лошади с перепугу рванули и понесли орудие в сторону противника.
Стихло. Приподнялся с земли Григорий Пивоваров. Номера лежали кто где. Живы ли? Подполз к наводчику Ивану Сучкову: цел и невредим. Двинулись вместе поднимать остальных — Шамина, Титова, Семикашева.
— Прошляпили орудие, черт нас дери! — выругался Пивоваров.
— А может, и не докатилась упряжка? — усомнился Семикашев. — Застряла где-нибудь? Лесище-то вон какой!
— Как бы не так! А впрочем. Айда за мной!
Пивоваров имел при себе наган и две гранаты. У остальных были винтовки и тоже по паре гранат. Артиллеристы двинулись гуськом по лесу, держась просеки, по которой только что пролетела шальная упряжка. Вскоре они услышали конское фырканье. Пивоваров осторожно раздвинул кусты.
— Есть! — шепнул товарищам. — Орудие и кони тут.