Один год

Герман Юрий

–  С этими дорогами, черт им батько!

Нечаянно он сказал эту фразу вслух, но Лапшин не удивился. У дома, в котором жили Криничные, Иван Михайлович притормозил и велел:

–  Жди моего звонка. Дня через два, не позже.

–  Ясно! - сказал Жмакин.

Покуда дворник возился ключом, Алексей смотрел вслед лапшинской машине и опять, в который раз, не понимал, что они все за люди - и Лапшин, и Криничный, и Бочков, и Окошкин - его бывшие "враги.

Потом немножко поговорил с солидным дворником, выкурил с ним "для

баловства", как выразился дворник, папироску и осторожно позвонил в квартиру семь.

Как моют грузовики

Под вечер, свежевыбритый, приглаженный щеткой в парикмахерской под хорошего пай-мальчика, Жмакин сидел в кабинете у Лапшина и сворачивал самокрутку из голландского табака.

Табак был душистый, но слабенький, и Лапшин, немного покурив, сказал:

–  Назад подарю. Хоть упаковка и роскошная, а силы в нем никакой нет. Я с малолетства люблю такой табак, чтобы душил. А это не табак. Баловство.

–  А за границей, интересно, дамы трубки курят? - осведомился Алексей. Я, будучи ребенком, помню, видел картинку - сидит пожилая женщина и курит трубку. Некрасиво как-то... Но, возможно, это раньше было, а сейчас уже нет.

Иван Михайлович не знал - курят ли сейчас дамы за границей трубки - и ничего Жмакину ответить не смог. Еще покурили, помолчали, потом Лапшин крепко прижал окурок в пепельнице и сообщил:

–  Завтра встанешь на работу. Вернее, послезавтра - завтра оформишься. В большой гараж тебя определим, и начальником там старый мой товарищ Егор Тарасович Пилипчук. Вот он этот табачок мне из США нынче в подарок привез. Умный человек, будет тебе у него неплохо. Практической езде, то есть вождению автомобиля, тебя там подучат. Права получишь...

–  А они меня не будут подозревать, что я ихний гараж обкраду?

–  Не обкрадешь.

–  Значит, доверяете?

–  Доверяем, Жмакин.

–  Странное дело, - усмехнулся Алексей. - То мне Корнюха доверял, нынче вы с товарищем Пилипчуком, а пару дней назад большой начальник Алексей Владимирович. Опять же Криничный. Прихожу тогда к нему на квартиру, он сам спит, как божий ангел, а пистолет возле на столике валяется. Это как доверие или проверка?

–  Брось ты, Алеха, психологию разводить, - сказал Лапшин. - Ты мне ответь по делу. Подходит тебе гараж?

–  Другого ж ничего нету?

–  В Арктику я тебя послать не могу, - прохаживаясь по кабинету, говорил Лапшин. - Покуда не тот ты еще человек. Директором завода тебя навряд ли назначат по причине малограмотности и недалекого прошлого...

–  Анкетой меня, между прочим, попрекать не надо. Я и сорваться могу по своему характеру, несмотря на все ваши поручительства.

–  Опять грозишь?

Жмакин тихо улыбнулся:

–  Это по привычке, - сказал он. - Сами знаете, Иван Михайлович, очень наши ребята любят из себя психов корчить. Я такой, я - особенный, хризантема, недотрога, у меня психика поломатая...

Дверь без

стука отворилась - вошел немолодой человек, еще рыжий, но уже седеющий, плечистый, с медвежьей перевалочкой, в костюме, несколько пестроватом для простецкой наружности вошедшего, но, ежели внимательно поглядеть, то вовсе не столь уж простецкой оказывалась эта наружность, глаза смотрели с веселой проницательностью, крепкий рот подрагивал от насмешливой улыбки. Выбрит вошедший был до лакового блеска, который, видимо, не даром ему дался - не менее дюжины порезов заклеил он маленькими пластырями.

–  Это чего тебя так изукрасило? - спросил Лапшин, весело вглядываясь в гостя.

–  А новую технику осваивал, американскую, - сказал тот, и Жмакин догадался, что вошедший и есть Егор Тарасович Пилипчук, прибывший из США. Купил, понимаешь ли, бреющий агрегат, вот и мучаюсь с ним. Вещь хорошая, но покуда не могу я из этой техники выжать все. У нее там имеется одна деталь, обозначенная литерой "Р", так эта деталь мясо из щеки выдирает...

Садясь, Пилипчук внимательно посмотрел на Жмакина, полоснул по его лицу своими неласковыми, хоть и веселыми, глазами и осведомился:

–  Он?

–  Он.

–  Который из жуликов?

–  Вор был хороший, - сказал Лапшин. - Ловкач парень.

–  Специальность имеешь? - опять полоснув Жмакина взглядом, спросил Пилипчук. - По автоделу разбираешься?

–  Теоретически вполне, - стараясь не обижаться на резкий тон Пилипчука, ответил Жмакин. - Слесарить могу маленько, монтер также. Но управлять машиной не приходилось.

–  Не приходилось, но можешь?

–  Раз не приходилось, значит, не могу, - взбесился Жмакин. - Ясно же говорю.

–  А ты не кусайся, - не отрывая своего режущего взгляда от Жмакина, произнес Пилипчук. - Я тебя на свою ответственность беру, несмотря на разные поручительства. Ежели что - с меня спросят, а не с господа бога нашего. Ты человек без паспорта, трудом на пользу человеческую не слишком намученный, человек бесквартирный, следовательно, мне тебя и поселить где-то нужно, а мне тебя селить негде, кроме как на территории автобазы. Вот и думай: вскочит тебе в голову какая-либо поганая идея обокрасть - обкрадешь. Я тебя и спрашиваю, и еще спрашивать буду, и душу из тебя вытряхну, покуда не разберусь, какой ты есть человек...

Жмакин молчал. Молчал и Лапшин, поглядывая то на Егора Тарасовича, то на Алексея. Пилипчук вынул пачку папирос, закурил, наморщил лоб и, шевеля рыжими с сединой бровями, написал записку, потом другую, порылся в бумажнике и, протянув Жмакину деньги - трешками штук двадцать, велел расписаться в получении аванса. Алексей расписался нетвердою рукой.

–  Теперь езжай по указанному адресу, - сказал Пилипчук строго. - Эту бумажку предъявишь во второй проходной. Адрес я не указал - запомни: Васильевский, Вторая линия, девяносто три, автобаза. Все ясно?