Один за двоих
Шрифт:
Я не слушаю его, отдавая должное нежной ветчине. Радостей осады я хлебнул при Аргонне, где наш полк торчал больше года. Помню жгучую агроннскую пустыню, ветер с песком, а тамошние «феечки» были до глаз закутаны в шелковые платки и не обнажались даже на сцене офицерского клуба.
— Понравилась тебе мисс Джонс, а, Райт?
— Как бы тебе поделикатнее… Не очень приятно, когда все биологические жидкости твоего организма подвергаются тщательному исследованию, — морщусь я. — Даже если забор делает симпатичная девушка.
— Майра
— Иди ты…
— Ладно, не дуйся, — Веньяр развязно потрепал меня по плечу, перетянувшись через стол и едва не опрокинув стаканы. Он то и дело оглядывается на опустевшую сцену.
Надо поговорить с ним, пока он совсем не напился, и пока не сцену не выскочила очередная «феечка» с вокальными данными.
— Не пойму я что-то, Жан, чего вы торчите под Нарголлой? Неужели со всеми вашими ракетами и пушками вы не можете одолеть горстку наемников и кучку людоедов?
— Скажите, какие мы умные! — хмурится Веньяр. — А сам-то ты пробовал подойти к цитадели? Вот я пробовал, чуть дуба не дал!
— Так ведь излучатели не могут работать постоянно, — закидываю я удочку.
— С чего это ты взял? — подозрительно вопрошает танкист, на всякий случай понижая голос.
— Мог бы и сам догадаться, — пожимаю плечами. Жан вертится, будто под ним подложили гвоздь.
— Мой кругозор широк лишь в некоторых узких областях, — ворчит он.
— Подумай, — предлагаю я, — в Нарголле армия наемников, людей, судя по всему. И техника у них есть, и даже вертолеты боевые. Не могут они поддерживать излучение постоянно.
— Это еще вилами по воде писано, а жить всем охота.
— Но ведь вскрыть Нарголлу не трудно, — говорю я, — достаточно группы из нескольких человек и пары килограммов пластита. Взрываешь водохранилище, цитадель без воды не выстоит и недели.
— Какой ты умный, — качает головой Веньяр, — как тебе черепушка не жмет? Думаешь, не пытались? Никто не вернулся… Больше дураков нет.
— Я бы попробовал, — будто невзначай кидаю я.
Веньяр таращит на меня слегка косящие глаза. Все-таки он пьян.
— Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд! — выдает он потрясающую тираду. — Дан, ты точно контуженный!
— Брось, я знаю, что говорю.
Танкист снова оборачивается, но не в ожидании «феечки». Не смотрит ли кто в нашу сторону? Но все заняты своими делами. Большинство офицеров столпились вокруг бильярдного стола, там проходит полковой турнир по бильярду. Седоватый капитан и смутно знакомый мне черноволосый майор мирно беседуют через столик от нас.
— Вот знаю, что у вас, Райтов, шило в одном месте. Но мое дело сторона, я ввязываться в твои игры не намерен, — вполголоса, волнуясь, говорит Веньяр.
— Я не зову тебя с собой. Но твои дозоры каждый день совершают патрули до Нар-Крид и обратно. Просто подбрось меня к подножию горы, дальше
Рука Жана тянется к бутылке. Капитан танковой роты так усиленно думает, что на лбу выступили капельки пота. Он наливает себе в стакан, выпивает и отирает лоб:
— Ты чокнутый! — объявляет он, наконец.
— Нет.
— Да?
— Так ты поможешь мне?
— Нет.
Я невозмутимо подцепляю кончиком вилки ломтик ветчины.
— Чего ты хочешь от меня, искуситель?
— Я хочу, чтобы твое категорическое «нет» превратилось в «может быть».
Тут на сцену выскакивает новая полуголая певичка, и Жан, как на магните, поворачивает голову назад. Я спокойно потягиваю сок. Знаю, что он согласится. Веньяр вечно выпендривается и набивает себе цену, но парень он хороший.
Когда танец заканчивается, умиротворенный танкист с кошачьей улыбкой смотрит на меня.
— Знаешь что, Райт. Раз уж ты такой идиот и притом редкий везунчик, так и быть, подвезу тебя до Нар-Крид. Ребятам надоела пустыня, да и я… домой хочу.
Домой. Это слово сладкой музыкой отзывается в глубине сердца. Я тоже хочу домой.
— Поговорю с Булем, — обещает Жан, поймав мой удивленный взгляд, поясняет, — это мы Стивенсона так зовем. Он не обижается… вроде.
Ага, значит, я угадал с прозвищем. Допиваю свой сок. Мы с Веньяром договариваемся о встрече завтра, и я отправляюсь к Тане. Надо предупредить ее. Конечно, девочка расстроится и даже заплачет. Но оставаться в Крикхе мне нельзя.
Таня не заплакала. Нет: она зажмурилась и громко-громко затопала ногами. Я не знал, что делать и просто присел на стул, пережидая истерику.
— Что же это за беда?! Почему опять ты? — отчаяние и злость Тани прорываются криком. — Почему никто другой не может пойти вместо тебя? Ты что — один в армии Империи?!
Она трет кулачком глаза, кудряшки топорщатся в разные стороны. Топать перестала, зато до крови кусает губы.
— Танюшка, успокойся, — я протягиваю ей руки, она секунду сердито смотрит на меня, потом кидается в объятья, чуть не опрокидывая стул, — ну чего ты расстроилась? Я же скоро вернусь. Ты знаешь, я всегда возвращаюсь.
Она всхлипывает, глядит исподлобья:
— Лучше б ты совсем не уходил…
— Ну, моя дорогая, так не бывает, — говорю с улыбкой, — Я же солдат.
— Угораздило же меня влюбиться в солдата, — нервно смеется Таня.
— В этом-то я уж точно не виноват.
Девочка обвивает руками мне шею, снова заходится рыданиями.
— Дан, Дан, Дан! — как заведенная повторяет Танюшка. — Ой, не могу! Как же так…. У меня сердце разорвется сейчас! Как же ты без меня?
Великая сила женской логики! Видите ли, это я без нее пропаду, а не она без меня. Глажу ее по спине, подыскивая слова утешения. Но, оказывается, они вовсе не нужны. Таня, хоть и расстроена, все понимает сама.