Один
Шрифт:
Один оглядел залу сборищ богов. Постоял в нерешительности. В глаза бросился мусор по углам, какой-то сор и обглоданная кость, которую еще вчера притащил любимый сеттер Одина. Та так и валялась в центре зала у самого престола.
– Сколько раз велел валькириям следить за порядком больше, – пробурчал Один сквозь зубы, торопливо отшвырнув кость в угол. Но против правды грешил: самолично запретил же прислужницам шастать по мужской половине жилища, определив раз и навсегда:
– Руки чешутся чистоту наводить, драйте покои жены, хоть языком лижите, а чтобы у меня бабскими юбками и не пахло!
Но теперь неухоженное
Один нерешительно прищелкнул пальцами, призывая валькирию. Тотчас в дверном проеме, словно поджидала, возникла розовощекая девица. Остановилась поодаль, дожидаясь приказаний. Один сумрачно полюбовался на пышнотелую перезревшую прислужницу и со вздохом отправил прочь, шлепнув напоследок по тугому заду: не хватало еще, чтобы ваны решили, будто Один станет прислушиваться к мнению пастухов, пусть и божественных.
– Идут! – кошкой в залу скользнул Локи.
Но Один и сам уже видел процессию ванов. Асы и воины Одина обтекали ванов рекой по обе стороны, шарахаясь от гостей, как от прокаженных.
Ваны демонстративно делали вид, что насмешек и косых взглядов не замечают.
Черные балахоны, перепоясанные на талии пурпурным поясом, на плече скреплялись круглыми медальонами с выгравированными изображениями животных и лесных зверей. Непокрытые головы ванов украшали тесемки, сплетенные из тонких полосок воловьей шкуры. Гости явно готовились к визиту: ваны, как известно, не признававшие никакую обувь, да и что бы подошло к разбитым огромным ступницам богов плодородия, были, как один, обуты в легкие сандалии, вряд ли пригодные к каменистым дорогам и наверняка не защищающие от холода и непогоды.
– Знать бы об этом маскараде заранее, – плотоядно ухмыльнулся Локи, недвусмысленно поглядывая на жаркий диск солнца: в Асгарде царило вечное лето. Но и солнце, и времена года, и сама вечность находились во власти асов – для ванов следовало бы устроить прием похолоднее. Градусов эдак минус пятнадцать, да закрутить снежную бурю с ледяной кашей вместо дорог.
Но ничего не поделаешь: над Асгардом, недосягаемое, горделиво сияло солнце, безжалостно высвечивая каждую новую подробность, каждое новое оскорбление зрению великого аса.
– Нет, ты только посмотри! – возмутился Один, оборачиваясь к Локи за поддержкой. Но того, как часто бывало, и след простыл: Локи обладал способностью появляться и исчезать бесшумно.
– Ни к черту у меня лазутчики! – ругнулся Один. Ваны время от времени в Асгарде появлялись, но никогда еще никто из них не рисковал явиться в столице асов вооруженным.
Процессия же, что змеей вползала в жилище, все, как один, бренчали мечами, прикрепленными к поясам. Это был почти неприкрытый вызов, а Один прощать оскорбления не умел. Затеять потасовку в день всеобщего сборища – верная война, причем Один не был уверен, что младшие боги его в этой войне поддержат: поди объясни всякому, что оружие имеет право носить лишь достойный. Одина непременно обвинят в предвзятости и нарушении клятвы о мире в небесах. Клятву
Меж тем зала сборищ, тускло освещенная лишь всполохами светящихся на стенах мечей, быстро заполнялась топотом множества ног.
Воздух колыхнулся мужским потом и запахом конской сбруи.
Последними, словно подчеркивая свое присутствие, вошли и стали сумрачной толпой ваны. Асы и воины Одина потеснились. Между ванами и хозяевами проступила полоска пола, словно кто-то невидимый провел черту, разделяя залу на две половины.
Один пересек черту, встав лицом к гостям.
– Приветствую светлых богов! – процедил сквозь зубы, не скрывая насмешки.
– Приветствую тебя! – отозвался предводитель ванов.
Одина поразило, что бог оказался с ним одного роста, а в плечах даже шире. Под густыми бровями два карих глаза светились умом: ван не таил, что ситуацию разгадал правильно.
Время было начинать сборище, но Один не торопился. Он то заговаривал с одним из асов, то что-то мельком шептал воину, заставляя других напряженно вытягивать шеи. Зала гудела негромким шумом. А Один уже не единожды поглядывал на приоткрытую дверь: на Локи он рассчитывал, как на себя, но тот что-то задерживался.
– Я думаю, можно начать? – подал голос ван, чей медальон украшало изображение оленьих рогов.
Если бы громыхнул гром или Асгард провалился с небес на землю, это не вызвало бы такого оцепенения, как слова вана. Заговорить в присутствии великого Одина, да еще давать советы – на это не решился бы ни один из асов.
Один повернулся на каблуках, словно ему в затылок плеснули кипятком. Но тут же остановился, впившись ногтями в кожу ладоней, так что проступили четкие полумесяцы крови: именно гнева, буйства, безумного поступка и добивались ваны, а чего хочет противник, всегда на руку только вражеской стороне. Один сделал вид, что повернулся к говорившему из чистой любезности. Растянул губы в резиновой улыбке и процедил, сочась желчью:
– Ну, раз любезные ваны не возражают, можно и начинать.
Широким шагом, отталкивая спины асов, пересек залу, опускаясь на крытый узорчатой парчой престол. Указав на вана, говорившего с ним первым, а потом на место рядом с собой, Один произнес, отделяя каждый звук:
– Прошу быть моим советником на сегодняшнем сборище.
Ван, подхватив полы балахона, шагнул вперед, чуть не столкнувшись с покрасневшим от ярости Тором, до сегодняшнего дня ас Тор был советчиком на всеобщих сборищах, и слова Одина воспринял, как личный плевок в лицо.
– Тор! – окликнул Один.
Ас повернулся, напряженно вглядываясь в лицо Высокого и надеясь, что Один переменил решение.
Ван, между тем, почти достиг престола и теперь тоже выжидал, что скажет Один.
– Тор, – вкрадчиво протянул Один. – Ты кое – что забыл. Ведь полагается, чтобы новый советник провозгласил цель, для которой собралось всеобщее сборище.
Тор сглотнул. Порывшись в складках одежды, выхватил и швырнул на пол пергаментный свиток.
– Пожалуйста!
Никто не стронулся с места, чтобы поднять священный пергамент. Зала превратилась в музей окаменелых скульптур. Поступок Тора был чудовищным, но и Одина многие осуждали. Первым подал голос ван: