Одиннадцать камней
Шрифт:
Его волновала Розамунд, которая перестала разговаривать с Аланом после этого случая. Великан боялся, что она узнала правду, но как она могла узнать? Спросить у хозяина таверны? Но дорога в город ей заказана. Может, кто-то из актеров труппы видел Алана, когда он проникал в шатер Маркуса?
Скоро он получил свой ответ.
– Алан, я хочу с тобой поговорить, - Розамунд подошла к нему после репетиции, когда Алан потирал плечо, утыканное желтым зонтиком. Лицо девушки было серьезным, в глазах не было и намека на улыбку. Алан внутренне сжался, но послушно пошел за девушкой.
Паренек застыл, спрятал руки за спину и уронил взгляд на землю. Ему было очень стыдно. Он решил, что не будет врать, и скажет всю правду. Так ему казалось, что ему станет легче.
– Да, я.
Розамунд тяжело вздохнула и отвернулась.
– Значит, и ты принес Маркусу бутылку с алкоголем? Я видела, на этой бутылке была гравировка из Шепота Кушанты. Хотя про эту таверну все знают в труппе, но только ты знал, что я купила там сидр.
Алан посмотрел на Розамунд, и их взгляды встретились. В черных глазах плескалось разочарование и обида, которая выжигала внутри нефелима дыру.
– Зачем ты это сделал?
Алан стиснул в зубы. Произносить правду было очень больно, намного больнее, чем в моменты, когда его били в приюте. Но, кажется, Розамунд и так знала правду. Когда молчание затянулось, она хмыкнула.
– Это из-за Маркуса? Ты ревнуешь меня к нему, и решил нам так обоим отомстить? Не ожидала от тебя такого, - девушка покачала рыжей головой, на губах появилась ядовитая улыбка. – Я считала тебя хорошим человеком. А ты оказался таким же, как и все.
Она резко развернулась и ушла, оставляя Алана одного. Сначала Алан смотрел ей вслед, а затем увидел, как со всех сторон его сжимает воздух, мешает дышать. Паника, безнадежность. Он потерял ее! И сам приложил к этому руку.
– Розамунд! – крикнул он, замечая, что голос стал горьким. – Постой! Прости меня!
Но рыжеволосая акробатка не слышала его. Она скрылась в одном из шатров, пропала для него. Навсегда.
10.
Алан потерял всякое желание жить. Еда не привлекала его, как и свежий воздух, и красота этих мест. Он просыпался, шел на репетиции, затем возвращался в общий шатер, падал на кровать и засыпал. На его лице не было улыбки, а глаза были полны мрака. Ему было тошно слышать имя Розамунд или Маркуса. Ему снова хотелось сбежать, но куда он пойдет теперь?
Он ненавидел себя не меньше, чем в нем разочаровалась сама Розамунд. Алан винил себя за свой поступок, и даже специально морил себя голодом. За пару недель он сильно исхудал, и однажды Босс вызвал его на разговор.
– Послушай, пацан, ты меня напрягаешь. Можешь сделать мину попроще? У тебя такой взгляд, как будто на твоих глазах котят топили. Зрителям это не нравится. Во время твоего номера им становится тебя жалко и неуютно. Ты должен вызывать смех, а не жалость!
Алан прикусил губу и посмотрел на Босса взглядом, в котором смешалась обида, отчуждение и злость. Да что этот Босс вообще понимает? Ерунда весь этот цирк! Ему хотелось сказать в лицо все, что он думал об этом месте и его актерах, но
– Понял вас. Я постараюсь, - попытался Алан вложить в голос как можно больше уважения. Получалось плохо. Босс покачал головой, удовлетворенный ответом, но не тоном.
– Завтра у нас здесь будет последнее выступление. Постарайся все плохое оставить в этом городе, а в следующем начать все с чистого листа. Иди репетируй.
Он хлопнул Алана по плечу, тот кивнул и, склонив голову, поплелся за столик с остальными клоунами. Дурацкое чаепитие.
Как он мог оставить все в прошлом, в этом городке, если боль будет теперь всегда преследовать его? Он каждый день видит Розамунд, видит Маркуса. Видит, как они держатся рядом и улыбаются друг другу. Своим поступком он только сблизил их.
В тот день внутри Алана что-то сломалось. После очередной шуточки одного из «задир» не по сценарию, он плеснул содержимое своей чашки в лицо актера. На счастье, чай был не горячим, но было все равно неприятно. Поднялся крик, Алан сжал кулаки, впервые в жизни надеясь применить их для того, чтобы врезать кому-нибудь. Его грубо взяли за плечи и вывели на свежий воздух.
– В следующий раз попадешь за пределы цирка, - пообещал ему один из «задир». – Иди погуляй, развейся. И возвращайся, когда дурь из головы выветришь.
Алан опустил голову и побрел куда глаза глядят. Он чувствовал себя униженным, одиноким. И его переполнял гнев. Говорят, что великаны до последнего стоят за свою честь, и гнев в их крови не утихает, пока они не совершат свою месть. Может, это кровь великана не дает ему успокоиться? А может и человеческая, принадлежавшая дикой охотнице и искательнице приключений?
Ноги сами привели его к обрыву, с которого открывался прекрасный вид на окружающий мир. Такой красивый и великолепный – горы, водопады. Природа молчаливо созерцает, наблюдая за страстями людей и прочих существ.
У обрыва уже сидели двое. Рыжеволосая голова лежала на плече молодого человека. От всей этой картины должно было веять спокойствием и безмятежностью. Но в груди Алана это вызвало настоящий гнев.
Не помня себя от злости, он подбежал к ним, разрушая иллюзию спокойствия. Дернул за руку Маркуса, вырывая его из объятий Розамунд. Девушка вскрикнула от неожиданности.
– Алан?! Прекрати! – вскрикнула она.
Маркус легко освободил свою руку и толкнул Алана на землю.
– Камень, что тебе от нас нужно?
Алан, несмотря на то, что Маркус нависал над ним, и у того было преимущество, с яростью смотрел прямо в глаза соперника. Если бы они были волками, то давно сцепились в драке.
– Отстань от Розамунд. Ты ее недостоин! – выкрикнул Алан.
Маркус захохотал, глядя сверху на поверженного на землю великана.
– Смешно! А ты, значит, ее достоин? Обманщик и подлец. К тому же полукровка.
– Прекратите! Оба! – крикнула Розамунд, вставая между ними. Она сделала глубокий вздох. – Маркус, не обращай на него внимание. А ты, Алан, отстань от нас.