Одиннадцать сердец
Шрифт:
Я ждала, что Лиобронд скажет, что ему нет дела до других людей и этой планеты. Но вместо этого он обратился к Алис, которая в это время разливала чай по кружкам.
— Как думаешь, мне стоит согласиться?
Алис отложила чайник, потому что дальнейшие слова сопровождались насыщенной жестикуляцией.
— Конечно, папа, соглашайся! Ты же станешь героем, увидишь мир. Потом вернешься и все мне подробно расскажешь. И я смогу на вершине всем говорить: «мой папа путешествовал на восток, он встречал королей и королев, сражался со злом и спасал мир»!
Ее
— Но что будет с тобой? Меня долго не будет, а ты останешься одна.
— На вершине горы обо мне позаботятся. Да и за хозяйством я смогу присмотреть, — Алис ничуть не пугало то, что она останется в этом доме одна.
— А… если я вдруг не вернусь? — он посмотрел на Риливикуса. — Ведь я могу и погибнуть, так ведь?
Риливикус застыл, не зная, лучше солгать или сказать, как есть.
— Да, погибнуть может любой из нас, — все-таки сказал честно древний.
— Ты не умрешь, — качнула головой Алис, положив отцу руку на плечо. — Не думай об этом. Это путешествие, напротив, сделает тебя живым.
— Не знаю… — Лиобронд с недоверием смотрел на нас. Но скорее он не верил себе, что хоть что-то в этой жизни способно вернуть его к жизни. — А что ты думаешь об этих людях, Алис? Точнее древних.
— Я думаю, их намерения чисты, — ответила Алис, улыбаясь.
Лиобронд еще некоторое время задумчиво смотрел на дочь, потом сделал глоток чая и тяжело вздохнул.
— Ладно. Я соглашусь отправиться с вами. Но чем раньше я смогу вернуться домой, тем лучше.
Риливикус пообещал, что сделает все возможное, чтобы приблизить день возвращения. Лиобронд отправился собирать вещи в дом, а мы остались пить чай и общаться с Алис. Она оказалась не по годам умной и проницательной девочкой. Оглянувшись на дом, та прямо сказала нам:
— Это путешествие может заставить его снова стать тем человеком, каким он был до смерти мамы. Поверьте, он был совсем другим человеком. Я хочу, чтобы он снова мог быть счастливым.
Она поведала нам, что до смерти своей жены, Лиобронд часто делился со своей семьей мечтами о том, как они втроем отправятся в путешествие. Он хотел этого с самого детства, это подтверждали все его рассказы о попытках в детстве научиться определять сторону света по звездам и по мху. Я смотрела на эту девочку, и думала, как и многие в нашем отряде, что не могу подвести ее. Теперь, среди прочего, мне хотелось, чтобы Лиобронд в конце концов вернулся к дочери, и на его лице, впервые за эти долгие месяцы появилась в глазах улыбка.
Потом из дверей дома вышел совсем другой человек, и если бы не та же вселенская грусть в серых глазах, то я бы и не узнала Лиобронда. Он сбрил бороду и отрезал волосы, и теперь мы заметили, что у него крупный нос, круглое лицо и ямочка на подбородке, которая, наверняка, добавляла ему привлекательности в молодости, но сейчас терялась на фоне осунувшихся черт лица и бледной кожи.
Он еще долго прощался с дочерью, раздавал ей указания, и пару раз был близок к тому, чтобы всех послать и вернуться в дом и не выходить из комнаты месяц. Но, все-таки, мужчина пересилил себя, и, поцеловав в макушку Алис, он сказал дочери:
— Если я не вернусь, не выходи замуж за гарпий.
Алис только рассмеялась.
К вечеру того дня громадная гора осталась за нашими плечами. До нашего главного испытания оставалась только одна встреча. Ануир, еще сам того не зная, ждал нас.
Глава 16. Танец на горящих углях
Аквилегия без конца думала о предстоящей встрече с Сабриной Лариант, сестрой своего благоверного. Ей «посчастливилось» общаться с этой женщиной один лишь раз, на собственной свадьбе, и дама эта оказала непоправимое впечатление.
Наглая зазноба, высокая и широкая, как шкаф, в котором хранят фарфоровую посуду, своим присутствием могла занять пол комнаты за счет своих пышных и безвкусных юбок из дорогущих тканей. Ее лошадиное лицо могло бы попасть на герб какой-нибудь семьи, занимающейся разведением верховых животных. Глядя в ее сиреневые, как у феи глазки, непроизвольно думаешь о клубничном пироге, оставленном на весь день на солнечном пекле.
Одним словом, Аквилегию тошнило от Сабрины Лариант. Даже больше, чем от собственного мужа.
Сегодня утром, когда до встречи с Сабриной оставалась пара часов, Аквилегию действительно затошнило, да так, что она захотела сброситься с балкона своей королевской спальни.
Фрейлина, нашедшая ее в плачевном состоянии в уголке уборной, тут же поспешила приводить королеву в нормальный вид и позвала придворного врача. Лекарь, осмотрев женщину, пришел к выводу, от которого внутри Аквилегии все взорвалось, как королевская тюрьма пару недель назад.
— Ваше величество, у вас будет ребенок.
Ануир ждал ее в кабинете, стоя у окна, в которое било полуденное солнце. Он ждал уже больше получаса и мучился в неведении. Зачем королева позвала его? Сегодня он меньше всего хотел вызвать у женщины какое-то недовольство, ведь знал, что у нее не самая приятная встреча с сестрой короля. Очень надеялся, что Аквилегия не сорвет на нем злость.
Сегодня ночью ему опять снилась девушка с красными, как кровь волосами. Ее длинные волосы были кольцами намотаны на тонкие щиколотки. Она стояла возле огромного дерева, могучие ветви которого тенью накрывали лес. Ануир не видел ее лица, и как бы он не пытался к ней подойти, не мог ступить и шагу, как будто ноги вросли в землю, как корни дуба. Грудь сдавило так, что тяжело было дышать, а на слова и вовсе не хватало сил. И все-таки, прежде чем утренний рассвет разбил сон, он уловил движение, девушка поворачивалась к нему, и на ее щеках блестели слезы.