Одиночество в Вавилоне и другие рассказы

Рединг Йозеф

— Только в лицо, сэр.

— Итак, начнем. Когда Алабама была принята в Союз американских штатов?

— В 1819 году, сэр.

— Верно. Совершенно верно. А кто был президентом США между Томасом Джефферсоном и Джеймсом Монро?

— Джеймс Мэдисон.

— Как ты сказал?

— Джеймс Мэдисон, сэр.

— То-то. А когда он стал президентом?

— В 1809 году, сэр.

— Здорово ты все заучил, просто здорово. А теперь попробуем копнуть поглубже. Кто выдвигался в 1912 году на пост президента от демократической партии?

— Вильсон.

— Хорошо, а теперь припомни девиз президента Кулиджа!

—

С Кулиджем не скулить.

— А, черт подери! Пусть тебя спрашивает теперь кто-нибудь другой. Джагль, попробуйте вы.

— Ладно. Итак, Рэндольф, что такое ку-клукс-клан?

— Ку-клукс-клан — это тайный союз, возникший после поражения южных штатов в Гражданской войне и направленный против негров, евреев, католиков и других элементов.

— Ха-ха-ха! Ну и насмешил ты меня, Рэндольф. Да ведь никакого ку-клукс-клана не существует в природе. Ку-клукс-клан — это плод больного воображения вашей черной братии. Как фантомас или супермен. Вы читаете слишком много комиксов и забываете о славной истории нашей свободной страны. Увы, Рэндольф, ты меня огорчаешь. Как это ни грустно, ты не выдержал испытания. Ты еще не достиг гражданской зрелости. И не будешь голосовать. Вы согласны со мной, господа?

— Совершенно согласны.

— Тогда ступай домой, Рэндольф, и готовься получше.

— К чему?

— К следующим выборам. Через несколько лет. Ступай!

Когда негр ушел, учитель Глен Уортбридж похлопал по плечу торговца Бернарда Джагля и сказал:

— Молодчина, гроссмейстер! Не посрамил нашего ордена!

Устаревшие перспективы

Молодой человек с узкими бачками открыл папку, достал оттуда одну-единственную фотографию большого формата и сказал: «Вот».

— Тысяча чертей! — воскликнул редактор. Он любил к месту и не к месту уснащать свою речь старомодными оборотами. Потом добавил: — Это я называю высокий класс!

Молодой человек с гордостью взглянул на свою работу.

— По-моему, здесь даже подписи не надо. Перспектива говорит сама за себя. Мне повезло. Когда солдаты строевым шагом проходили мимо министра, одноногий стоял у края тротуара. И я щелкнул солдат как раз в просвет — между его фигурой и костылем. Против солнца. На фоне марширующих солдат — мрачный силуэт калеки.

— Дорогой мой, только не говорите «калека». Это режет слух. Инвалид, а не калека. Зачем обижать человека? Да, я поэт и сам не знал о том! — сказал он вдруг по-английски. — Ха-ха-ха, калека — человека! В рифму!

Редактор отодвинул фото подальше от света настольной лампы.

— Чистая работа, — одобрительно кивнул он. — Превосходная идея. Убежден, что мы сможем тиснуть ее в воскресном приложении. На видном месте. Гвоздь номера. Из всего, что вы подстрелили для нас за последние два года, это самая крупная дичь. Правда, мне надо еще распихать материал для юбилейного выпуска. Но вы не беспокойтесь: ваше фото мы подадим эффектно. На той неделе вы получите оттиск. Арривидерчи.

Молодой человек не стал дожидаться следующей недели. Он был слишком взволнован тем, что газета — впервые за все время — хочет дать его снимок на видном месте. Теперь-то он выдвинется и по праву станет в ряд с маститыми коллегами, чьи работы украшают страницы авангардистских журналов, просвечивающих

наше время, словно лучами рентгена. Еще когда он вынимал мокрый, поблескивающий снимок из ванночки с закрепителем, он знал, что это удача и что чутье его не обмануло.

В четверг пришла верстка воскресного номера. В пятницу фотограф явился к редактору.

— А, это вы, доблестный рыцарь! Чудесно! — сказал редактор, раскрывая ему объятия. — Вот ваш шедевр. Любуйтесь.

Редактор с довольным видом развернул приложение. Плотная бумага лоснилась.

— Вот, полполосы и три столбца. Вы довольны?

— Это еще что? — тихо спросил молодой человек. — Что вы сделали с моим снимком?

Он медленно скомкал плотный лист. Бумага сердито заскрипела.

— Ну-ну-ну! — пробормотал редактор. — Сперва выслушайте. Присядем. Не желаете? Сигаретку? Тоже не желаете? Итак, босс вообще уперся — и ни в какую. Старье, говорит. Сразу после поражения такие штуки еще можно было печатать. Но теперь, когда мы поднялись до уровня семейного чтения!.. Вряд ли нашим подписчикам придется по душе, если мы омрачим заслуженный ими воскресный отдых столь грустными напоминаниями. Вы меня поняли?

— Нет, — сказал фотограф.

— Учтите, это слова шефа, а не мои. Вы чувствуете, что я все время говорю в кавычках? Вы же знаете, как я к вам расположен, честное слово! Если бы хоть инвалид не стоял на переднем плане — ну, тогда еще куда ни шло. Ведь с точки зрения технической снимок безупречен. Это сам шеф так сказал. Но поскольку я знаю, как вы нуждаетесь в презренном металле, — тут редактор потер большой палец об указательный, — я и предложил внести одну маленькую поправочку. Рыцаря печального образа на переднем плане — вон, а вместо него эту смазливенькую крошку. Тем самым композиция снимка не нарушена, а кроме того, к нему теперь и подпись вполне подходит: «Когда маршируют солдаты…» Все равно оба снимка созданы вашей рукой, маэстро! Хорошенькую девушку, которая машет платком, вы принесли нам, помнится, с год тому назад. Под названием «Деревенская красотка на мосту» или как-то похоже. А наши ретушеры не ударили лицом в грязь. Поработали на совесть. Ни одна живая душа не заметит, что в снимке кое-что изменено. Взгляните-ка получше!

Редактор даже вспотел. Он протянул молодому человеку еще один экземпляр газеты.

— Вы правы, — прошептал молодой человек, разглядывая отретушированную идиллию. — Ни одна живая душа не заметит. — Он смахнул газету со стола. — Тираж уже отпечатан?

— Да, — поспешно ответил редактор. — Сегодня ночью отпечатано пятьсот тысяч экземпляров. Тиснули — и готово. Лавочка работает.

— Работает, — сказал молодой человек. — Работать-то она работает…

— Только, милорд, не делайте такое скорбное лицо, — сказал редактор. — В конце концов, я совсем не обязан был возиться с вашим снимком. Мог просто взять другой. И кстати, стройные девичьи ножки производят куда большее эстетическое впечатление, чем наводящие тоску костыли на фоне марширующих солдат. Разве не так?

Молодой человек не ответил.

Тогда редактор с чувством сказал:

— Зато я припас целительный бальзам для ваших — ах, каких глубоких! — душевных ран. Я уже выписал вам гонорар. Взгляните-ка вот сюда! Трехзначная цифра! Ну, все хорошо, прекрасная маркиза?