Одиночество волка
Шрифт:
– Я за людей болею, за коллектив.
– Вот и болей без горла всякого. А то берешь на горло... Человек совершенно правильно поступил. Он поступил по-справедливому. Раз эти дрова оплачены, что же ты думаешь, мы еще раз за дрова, которые он привез, должны платить по сто процентов? Где же это совхоз наберет таких денег?
– Он и сарай задаром нарисовал, - Валерка Мехов громко захохотал. Так, может, и тут прав? Может, ставь вопрос о другом бригадире, директор? Как же он за коллективизм постоит в таком своем понимании?
–
– Бригадиром будет он, - отрезал директор, - а договор не нарушим. По десять рублей за куб с рубкой, и годится!
– Кусев в рыбкопе по двенадцать, хозяин, дает!
– вмешался придурок Валеев, заглянувший в кабинет без разрешения.
– Дает! Он дает на словах! А пусть такой документ подпишет, как мы с Воловым подпишем! На словах можно все надавать!
Договор подписали перед обедом. Насчет кандидатов для поездки в лес решили дело пока отложить. Попробовать сагитировать Зосимова Андрея работник он славный, занят, правда, на ремонте буксира "Кавказца". Стоющие лесорубы Витька с Валеркой Меховым, но рвачи, с ними горя не оберешься. Директор, дав им оценку, однако, в списке их оставил. Перед Васей-разведчиком он поставил вопрос, а Мишу Покоя из списка исключил.
– Иди и получай продукты, - сказал Волову.
И пошел обедать домой.
Здоровенный, квадратный Кусев с сыном Игорем, приехавшим на какие-то каникулы, таскают ящики. Кусев вспотел, снял полушубок.
– Андроныч! Ты, давай-ка прикинем, чего нам взять?
– говорит Волов. О том, как расплачиваться, есть договоренность.
– Нет ничего у Андроныча!
– окрысился Кусев.
– Андроныч мухлер, Андроныч народ забижает! Андроныч у местного населения шкурки выманивает!
– Ты, Андроныч, мне мозги не полоскай! Я могу с тобой и по-другому. Пойду!..
Кусев понял последние слова, как угрозу, и вновь взорвался:
– Пугаешь?
– И сразу стал остывать: - Ну да, стукачом в газетках заделался, можно и пужать.
– Брось чушь-то пороть! Давай дело делать.
– Чушь! Он притворяется!
– Подошел вплотную квадратный, насупленный.
– Кубанцева кто на мель посадил? Не так, мужик, едешь по нашей земле! процедил.
– Тут братство должно быть и товарищество. Он свое заработал возьми, ты свое - возьми, не мешай. Тебе лес дают? Дают. Не всем дают, не всех во главу поставят. Цени. И сопи под нос... А так, знаешь...
– Ты что же, думаешь, я на тебя контроль наслал?
– А кто? До этого жили - ничего. Ты приехал - два раза уже из района наскакивали. Им вроде и работы другой нету - только Кусев.
– Сразу мягчает: - Ладно, давай, что хочешь. Напишу...
Нервно выписывает на клочке газетной бумаги провиант и, естественно, горючее. Для Женьки-продавщицы главное не форма - содержание. Чтобы с кусовским
Завершая этот крючок, Кусев приводит такой пример: Валеев, конечно, придурок, все знают. Но попробовал он пожаловаться на Кубанцева - лечился долго. И опять, гляжу, минут двадцать тому, после встречи с Витькой, юшка из носу у Валеева. Они местные, они тут все делают по-своему. И - юшка! Вот так быть писателем на севере! Ты здоров, - Кусев передает Волову газетный клочок-бумажку, - но подстерегут. И Мамоков не услышит!
Приносит Женьке-продавщице этот клок с витиеватой подписью Кусева. Женька берет, виляет крупными бедрами, нагибается за товаром низко.
– Сан Тимофеич, вам неукоснительно!
– смеется зазывающе.
– Только бутылок у вас тут больше значится, а вы за меньше оплачиваете!
Женька лыбится во все свое зеркало.
– Да?
С криком, руганью - вдруг бригадир откажется - Миша Покой, присутствующий по случаю неполноправного члена коллектива, закрывает своим телом амбразуру прилавка. Соперников у него пропасть. Первый, и самый нахальный, - Сенька Малинов. Ужом просовывается вперед бессильного сегодня Миши Покоя.
– Я с трактором чуть не искупался!
– обращается к продавщице.
– Не хорошо говорите, Женечка: "На нет и суда нет!" Не сожалеете!
– Я тоже под началом хожу!
– отбрехивается Женька.
– Людям-то настоящим дают. А вам, бичам, каждый день праздник.
– Оглядывается: Вася, не суй свою замусоленную десятку. Ты ведь пить-то собирался бросить? Хотел расписку писать, когда на работу в лес просился.
– Так она же не заверена еще!
– Уж Вася скажет!
– смеются бабы.
Обычно безмятежный, Миша Покой, еще не знающий, что его вычеркнули из списка, в очереди горластый, чванливый, злой. Спесь, упрямство, самомнение так и прут из него.
– Кто тебе даст?
– допрашивает он Сеньку Малинова и теснит его в угол магазина, где навалены пустые ящики, бочки, мешки из-под сахара и крупы. С трактором он искупался! Где ты теперь на тракторе искупаешься? Врешь! Это только нам.
Двигатель его чувств - страсть выпить, она уже наполовину погубила Мишу.
Женька легко выносит бригадиру ящики с бутылками, колбасу, тушонку, хлеб, лук, томатную заправку, ящики с борщом. Таисия тут как тут. Подогнала машину. У нее помощник - Валерка Мехов.
– Не забывайте, не забывайте меня!
– кричит Волову Женька и строит глазки.
– Роман-то ваш с неночкой на исходе, обо мне бы вспомнили!
– Шутит так.
– Я знаю, Женя, - Волов задет ее словами, - Ты просто не допускаешь в мыслях, что кто-то из мужчин поселка может забыть тебя на пару часов...
Витька мчится на поиски ушедшего из магазина бригадира. Забежал к шабашникам Кубанцева узнать, какой дорогой пошел бригадир. Шабашники сегодня приуныли. Худой и кадыкастый Витька щерится: