Одна беременность на двоих
Шрифт:
— Ты как там?
Аманда вошла, не дожидаясь приглашения, и уселась на крышку унитаза напротив ванны. Я полностью погрузилась в сероватую воду, корка на которой напоминала жидкую овсянку, и думала, что Аманду должно было вывернуть от одного её вида, но та улыбалась.
— Вода не остыла? Ты уже больше четверти часа лежишь.
— Нет, — отозвалась я, проклиная себя за то, что влезла в эту кашу волосами, собранными в неудачный конский хвост, до которого доросли не все мои пряди. — Овёс температуру держит. И я вообще вылезать не хочу, потому что такой сильный ожог он вылечить не в состоянии,
— Тогда лежи, — продолжала улыбаться Аманда.
Я и лежала, а она бубнила про то, что древние так отбеливали кожу. Я бы тоже, с большой радостью, отбелила свои покраснения, но вернулась в гостиную намазанной половиной тюбика гидрокортизона.
— Легче? — задал тот же вопрос отец, и я выдала стандартный ответ — всё хорошо.
А у меня не было всё хорошо, потому что Аманда не додумалась выйти из ванной комнаты, когда мне потребовалось смыть овёс. У меня не получилось подобрать правильные слова, чтобы озвучить свою просьбу. Это жутко противно, когда кто-то видит тебя беспомощным. Я сразу вспомнила удаление зубов мудрости и чуть не расплакалась от того, что на один месяц мне выпало столько страданий. Да поскорей бы уж кончился этот декабрь, и поскорее бы прошла ночь, и наступило утро, когда откроется офис дерматолога.
Я постаралась взять себя в руки, вернее меня взяли под руки и потащили гулять с собакой. Собака с нашего приезда сидела в углу — не знаю, чем уж я её так напугала, но и во время прогулки, она старалась идти со стороны отца. Я сцепила руки за спиной, чтобы пальцы сами собой не раздирали кожу. Аманда взяла меня за руку, и отец, словно по команде, последовал её примеру, а я шла и кусала губы, мечтая быстрее вернуться домой, потому что могла ещё раз намазать себя гидрокортизоном, не превысив суточную дозу.
Вечер тянулся до ужаса долго. Не помогали даже испечённые отцом плюшки с корицей. Я позвонила ему с утра, и он, должно быть, поехал за ними в магазин, потому что я была уверена, что он не держит подобного в морозилке. Он молчал весь вечер, вернее не молчал, а нёс какой-то бред про рынок, про акции, про бейсбол. Наверное, он желал отвлечь меня, но своими разговорами только уничтожал последние мои нервы.
Аманда предложила сделать наброски с собаки, но разве я могла хоть что-то взять в руки! Они болели, болели и ещё раз болели. Я достала из шкафчика мёд и принялась есть ложкой, запивая тёплым молоком. От этого засыпают, а мне просто необходимо было сделать эту ночь как можно короче. Мёд помог, помогла ещё одна ванна с овсом и Аманда, которая больше не лезла ко мне с набросками. Я лежала в темноте своей комнаты и плакала. Плакала беззвучно, чтобы никто не подумал приходить ко мне и жалеть, потому что жалость помочь мне ничем не могла.
И вот наконец-то утро, и мы сидим в офисе, но врача нет, хотя непонятно что она такого важного делает с утра, когда я — первый пациент! Когда меня позвали к врачу, я уже полностью отчаялась и была готова разреветься, потому как чувствовала себя ещё хуже, чем вчера — не знаю, прогрессировал ли ожог, или просто терпение полностью подошло к концу. Я стала думать про Аманду, про то, что ей предстоит через три месяца, и понимала, что ей будет намного больнее моего, но только осознание этого не умоляло
В смотровой я уже схватила журнал, чтобы занять свои тянущиеся к красным бугоркам руки перелистыванием страниц, но врач на удивление появилась сразу, как удалилась медсестра. Она держала в руках заполненный мною бланк, где я чётко прописала причину визита — сильный ожог листьями ядовитого дуба. Старушка в очках и с химической завивкой совсем не походила на врача, но я пыталась зачесать в себе физиогномика и покорно протянула для осмотра руки, которые уже все, от запястья до локтя, покрылись красными бугорками.
— Ну разве это сильный ожог? — усмехнулась старушка в белом халате, посмотрев на меня сквозь очки, как сказочный волк в бабушкином чепце — на Красную Шапочку. — Сильный — это когда шишки на целый дюйм поднимаются над кожей. Где в последний раз был ожог?
— На лбу, — ответила я и покраснела.
Я тогда споткнулась в парке о корягу и упала лицом в опавшую листву, в которой не было видно ядовитого трилистника, но потом мне сказали, что даже ветки без листьев содержат яд. Да что там листья, даже зола от сожжённых растений может вызвать сильное раздражение. Тогда у меня на лбу выросла колоссальная шишка, и две недели пришлось ходить в бейсболке, чтобы её никто не увидел.
— Где ещё? — спросила врач с улыбкой.
А что не улыбаться, когда она знала ответ, ведь я ничем не отличалась от других несчастных, которые хватали ядовитый сок на руки, а потом ходили в туалет. Чёрт всех дери! Я давно в парках не трогаю руками лицо и мою в туалете руки с мылом, хотя и знаю, что холодная вода полностью не нейтрализует яд, но в этот раз не было туалета. Это я, дура дурой, предложила Аманде срезать дорогу по склону. Это ведь надо знать, как и правила пожарной безопасности, что нельзя сходить в парке с проложенных дорожек, где побеги этих ядовитых кустарников вытоптаны!
— Хорошо ты погуляла, — улыбнулась бабушка-волк, выписывая рецепт на антибиотики и сильный гидрокортизон.
Погуляли мы действительно хорошо, а лучше бы не ленились и поехали к отцу вчера. Я вышла в холл, судорожно сжимая в руке рецепты. Аманда с большим трудом смогла их забрать.
— Где ближайшая аптека? — сказала она тихо.
Мы приехали в Монтерей. Откуда мне знать! Я и аквариум бы с трудом нашла. И это в нормальном состоянии, а сейчас меня било мелкой дрожью, хотя зуд немного отступил, ведь мозг начал посылать в нижнюю часть тела сигналы, что скоро станет легче.
— Знаешь, — вдруг сказала Аманда. — Я вычитала тут, пока ждала тебя, что в родах надо думать, что всё это закончится, и очень скоро. Это даёт силы.
Я кивнула и направилась к выходу из офиса, чтобы приблизить окончание своей слишком уж реально-невыносимой боли.
Глава сорок первая "Новый год в объятьях Сан-Франциско"
Вечер тридцать первого декабря был безнадёжно испорчен, потому что очередной охранник в очередном клубе, извинившись, с улыбкой выпроводил нас вон. Мы тоже улыбнулись в ответ уже изрядно поднадоевшим обречённым оскалом, пятясь к лифту, на этот раз, в отеле «Хилтон».