Одна беременность на двоих
Шрифт:
Лицо Аманды оставалось раскрасневшимся от холодного воздуха, но по поджатой губе я поняла, что ей всё ещё плохо, поэтому решилась озвучить предложение начать возвращаться.
— Действительно я до моста не дойду, — прошептала она, сильнее сжимая пальцы на моем локте.
Я скосила глаза и увидела, как дёргается тонкий шарф от её длинных выдохов.
— Я могу идти, меня просто подташнивать стало. Ребёнок подвинулся как-то не так, наверное, — отозвалась Аманда, поймав мой взгляд. — Только ты знаешь, куда идти?
Я не имела никакого понятия, где мы находимся. Я никогда не совершала таких длительных пеших прогулок по городу и всегда полагалась на навигационную систему. Когда мы бросили машину на одной уличной парковке, то запомнили
— Ну и что теперь? — бросила я свой вопрос в темноту, но Аманда решила на него ответить.
— Забей. Давай просто пойдём куда-нибудь поедим, у меня живот теперь не от Брекстонов сводит… И в ресторане обязательно найдём того, кто нам поможет. А вообще интересно, новый год уже наступил или ещё нет…
Она улыбнулась, и мне пришлось ответить такой же улыбкой, потому что ситуация была действительно идиотской. Мы тут же свернули на какую-то малюсенькую улочку, и она, о чудо, оказалась озарена вывеской ресторанчика, название которого мы даже не стали читать, когда узрели пустой зал, но всё же мы взглянули на доску меню — выбора не было, зато предлагался испанский ужин, цена за который, несмотря на новогоднюю ночь, не была заоблачной.
Аманда продолжала держать меня под руку, когда мы зашли в ресторан. К нам тут же подлетел официант — единственный на весь ресторан — и усадил за столик. Покрутив карту вин в руках, он даже не стал спрашивать у нас документы, а просто отложил её на соседний столик, предложив нам газированный яблочный сок, на который мы, конечно, тут же согласились.
— Интересно, на сколько мы выглядим? — спросила я, вешая куртку на спинку стула.
— На сколько выглядит мой живот, — Аманда демонстративно выгнулась на стуле, чтобы живот ещё больше выступил под футболкой, и я вновь не сумела скрыть улыбку при виде отпечатка расплющенного пупка. — Хотя думаю, что в Испании у них пьют вино даже беременные.
— В Испании?
— А ты что, его акцент не слышишь? У мексиканцев он совершенно другой. К тому же, он слишком высок, а те все приземистые в основном… Да и в меню ведь было написано — испанская кухня, а не мексиканская… Я его с красной тряпкой и быком так хорошо себе представляю, вот бы нарисовать его…
— Слушай, а ты можешь на мужчину посмотреть не глазами художника?
— Не могу… Я и на женщину так же смотрю, оцениваю, чем лучше написать её портрет. Вот ты прямо создана для акварели… Как раз в стиле Ван Гога, я бы прорисовала ещё каждый кирпичик той стены…
Я тут же повернула голову к окну: через улочку была облезлая кирпичная стена дома со страшными граффити и ржавыми пожарными лестницами — вот оно, нутро Сан-Франциско, а эта сказочная чугунная сковорода с морскими вкусностями лишь зыбкая завеса реальности, новогодняя сказка… И тут же к праздничной действительности меня вернул звон бокалов, возвещая о том, что сейчас пробьёт двенадцать и надо будет целоваться… Что делать?
Я смотрела в глаза Аманды и не могла понять причину их лихорадочного блеска. Возможно, они увлажнились из-за пережитой недавно боли или оттого, что она, похоже, мысленно прорисовывала мой портрет, или же оттого,
— А ты утром много галочек поставила? — вдруг спросила она совершенно будничным тоном.
Что я могла ответить? В прошлом году я составила совершенно дурацкий список дел на следующий год: найти подработку по специализации, я её нашла; продать хоть один свой шарфик, и я продала все; нарисовать картину, чтобы её приняли на выставку — я даже не попыталась её нарисовать; посмотреть представление цирка дю Солей, о котором благополучно забыла, а когда спохватилась, то оставались слишком дорогие билеты; сходить в поход, пункт который я добавила, чтобы хоть что-то написать, да я сходила летом с братом в поход, и… Я почувствовала, как у меня стали пылать уши то ли от пристального взгляда Аманды, то ли от собственных мыслей. Да, я написала последним пунктом — найти себе наконец парня. Для чего я его написала, я не знала. Просто отец тогда спросил меня, почему я одна… Могла ли я поставить подле этого пункта галочку? Могла, но не захотела…
— Нет, — ответила я. — Я так и не нарисовала картину.
Аманда отвела взгляд и уткнулась в свою тарелку.
— Ты написала это в список на этот год?
— Нет, я его не составила… Я не люблю эти списки, они надуманные, и галочек в них очень мало. Кажется, что год — это целая вечность, а… Ты всё сделала?
— У меня год незапланированный получился, а следующий уж точно будет с сюрпризами, — улыбнулась Аманда и впилась губами в край своего бокала. — Я тоже думаю, что они глупы, потому что мы портим себе праздник отсутствием галочек и объяснениями внутреннему я, почему мы что-то не сделали. А проблема не в том, что не хватило времени, а в том, что мы весь год про этот список не думаем, а вспоминаем о нём осенью… Я решила больше не писать. Я вообще не могу представить себе, что за жизнь будет у меня через три месяца.
— Хорошая, — отозвалась я, с силой сжав деревянную ручку ножа, которым пыталась отрезать клешню крабу.
— Попробуй этот нож.
Испанец подошёл так бесшумно, что я даже вздрогнула и еле сообразила, что надо поблагодарить.
— Видишь, помощь всегда приходит неожиданно, когда её даже не зовёшь.
Я разделила краба и положила половину на тарелку Аманды.
— Я больше ничего не буду, — сказала она резко, засыпая всю тарелку рисом. — Мне много морепродуктов сейчас нельзя.
— Я тоже не буду устрицы…
— А ты их пробовала?
— Нет, но в детстве, мои родители любили жарить мидий. Воспоминания не из приятных.
— А вдруг тебе сейчас понравится?
Я уставилась на раковины, красивым кругом выложенные по ободку чугунной сковородки, и почувствовала приступ тошноты.
— А ты закрой глаза, — сказала Аманда, словно читала по лицу моё внутренне состояние. — Только вкус важен. Закрывай глаза, а я достану моллюска и положу тебе в рот.
Я подумала, что со стороны буду выглядеть полной идиоткой с раскрытым ртом, будто у младенца, но всё же покорилась желанию Аманды и не просто прикрыла глаза, а сильно-сильно зажмурилась, почувствовав даже, как натянулась на висках кожа. Железный вкус вилки не захлестнул непонятное ощущение от склизкого хрустящего тела, которое пытались прокусить мои зубы.