Одна беременность на двоих
Шрифт:
— У нас во дворе со времён холодной войны с Советским Союзом остался, — усмехнулась я. — Родители с ним уже дом купили и так и не зарыли, руки не дошли. Я тебе в следующий раз покажу.
— А мне неинтересно, — сказала Аманда и быстрее пошла к нашей «тойоте», подле которой остановилось уже две машины. Пришлось объяснять, что у нас всё хорошо — машина не сломалась, и мы сами не умираем. Я села за руль и тяжело вздохнула, потому что у слюны остался неприятный кисловато-железный привкус. Аманда смотрела прямо перед собой, продолжая пить воду мелкими глотками, и поглаживала живот.
— Я думаю,
— Да мы ж ничего не заказали всё равно. Дождёмся завтрашнего вечера и решим…
— А если мне будет плохо, то что тебе сидеть дома-то! Глянь на Фэйсбуке, кто из наших университетских ребят остался в Долине, присоединишься к ним…
— Ага, и тебя одну оставлю.
— Да всё равно дурацкий Новый год получится, шампанского не выпить…
— Да и мне нельзя, я ж антибиотики пью, ты забыла?
Нет, Аманда никогда ничего не забывала, и вот сейчас в лифте она загадочно смотрела на меня. Так странно, что у меня зачесалась спина, будто на мне была синтетическая кофта.
— Это же классно встретить Новый год на улице, на свободе, без ограниченного четырьмя стенами пространства. Ты ведь говорила, что всегда хотела пойти ночью на Голден Гэйт. Это даже символично, ведь мост соединяет два берега, а сейчас как бы соединяются два года. И вообще мост — это… Ты никогда не думала, почему люди прыгают именно с моста?
Мы уже вышли на улицу и под звуки джазовой музыки, вырывавшейся из распахнутых настежь дверей набитых до отказа кабачков, зашагали в сторону крепости. Становилось холодно, и я даже увидела пар, вырывавшийся изо рта Аманды, когда та заговорила, и ещё сильнее натянула на лоб шапку и подняла шарф к подбородку. А Аманда будто не замечала ночной прохлады полуостровного города и только оттягивала шапку назад, обнажая высокий лоб, на котором остался отпечаток от вязаной резинки.
— Говорят, в Праге есть мост, с которого спрыгнули триста человек. Интересно, там такой же красивый вид, как с Голден Гейта? Люди смотрят на безразличную природу и думают, а пошло всё к черту, надоело в дерьме ползать, а так хоть секунду, но полетаю как птица…
— Как камень, — буркнула я, которой только разговоров о самоубийствах для поднятия новогоднего настроения не хватало.
— А всё потому, что люди молчат и варятся в своём дерьме, хотя кто-то мог бы им сказать: «Придурок, да у тебя вообще проблем нет…» Это как в этом идиотском фильме «Бунтовщик без причины » про подростков пятидесятых, ну тот, где один идиот из падающей машины не успел выпрыгнуть, а другой из пистолета решил пострелять, и все там такие несчастные — родители их не понимают, весь мир их не понимает, делать им нечего… Эти придурки-критики ещё говорят, что фильм — классика, и подростки остались такими же придурошными. А я вот не помню, чтобы у меня хоть когда-то возникала мысль спрыгнуть с моста. А эти дурни приходят и прыгают. Видела, там телефон даже установили для связи с группой поддержки, чтобы эти идиоты позвонили и выговорились.
Аманда говорила всё это с таким пафосом, то и дело награждая меня презрительным взглядом, будто это я стояла сейчас на мосту и не решалась взять трубку телефона. Или она ждёт, чтобы я ей что-то рассказала, но что? Мне-то рассказывать
— Я, конечно, не верю во все эти плачущие мосты…
Ой, она уже начала говорить о чём-то другом, а я за грохотом диско не расслышала. Мы вклинились в толпу бравых ребят в сомбреро и даже прибавили шаг в такт музыке, и мне вдруг до ужаса захотелось зайти в клуб и потанцевать под мексиканские мелодии. Но взгляд мой скользнул по топорщащейся куртке Аманды, и я вдруг задумалась, а как та вообще собралась танцевать, если бы нас всё же пустили на какую-нибудь вечеринку? Может, она рассчитывала отсидеться за столиком и согласилась на Фриско ради меня, чтобы мне в новогоднюю ночь было не скучно. Неужели?
— Ну если в Мериленде легенда связана со сбрасыванием с моста детей рабов в девятнадцатом веке, то в нашей соседней Юте говорят, что с моста сорвалась на машине мать с двумя детьми. И теперь если прогудеть три раза, можно услышать плач детей, а некоторые говорят, что слышат фразу «Мама, не надо!» Мы лет в тринадцать со Стивом мечтали поехать в этот городок и послушать сами.
— Ты же не веришь…
— Ну тогда-то я глупая была… Хотя мы часто пытаемся сказать, что так не бывает, потому как боимся в это поверить…
— Аманда, Новый год, и у тебя истории все такие праздничные!
Она замолчала и уставилась в спины впереди идущих людей, а я даже не заметила, как мы влились в толпу, которая куда-то целенаправленно двигалась… Но Аманда вдруг остановилась и схватила меня за руку.
— У меня снова нерв в ноге, — простонала она. — Двинуться не могу.
Я молча схватила её за локоть, чтобы прикрыть собой её живот, потому что народ уже был навеселе, и некоторые, встречая знакомых-незнакомых людей, лезли с поцелуями и объятиями.
— Можешь сделать шаг? — уставилась я на приоткрытые губы Аманды. — Нас здесь затопчут.
Мне показалось, что я кричу, потому что визги праздничной толпы были способны заглушить не то, что мой слабый голос, но и шум большого города. Было непонятно, услышала меня Аманда или нет, потому как даже не кивнула, полностью сконцентрировавшись на своём дыхании, от силы которого, казалось, тряслись мои барабанные перепонки, или я просто стояла слишком близко к Аманде, касаясь своим животом её огромного шарика. Мне вдруг перестало быть холодно и даже захотелось развязать шарф, но обе мои руки лежали на локтях беременной подруги, и я боялась отпустить её, потому что в памяти ярко встала сцена на кухне, когда у неё отнялась нога в первый раз.
— Теперь могу идти, — прошептала она и отпрянула от меня, и я уже хотела разочарованно вздохнуть, как почувствовала, что она взяла меня под руку.
Мы отошли к закрытой лавке, на которой не светилось даже надписи «закрыто». Лицо Аманды было напряжено, а левая рука нырнула под куртку, и я поняла, что помимо ноги на неё накатили ещё и Брекстоны. Да, как тут не вспомнишь фразу медсестры — наслаждайтесь беременностью! Интересно, у неё самой есть дети, или она вообще не в курсе, что такое быть беременной? Или же это такой изощрённый врачебный садистский юмор…