Одна маленькая ошибка
Шрифт:
Я тяжело вздыхаю, не в силах сдержать разочарования.
– Если появится вакансия, пожалуйста…
– Я позвоню тебе в первую очередь, Элоди. Однако не советую зацикливаться на нашей компании: пока кто-нибудь не уволится, нам никого не нанять. Однако я готова дать тебе хорошую рекомендацию.
Распрощавшись с Арабеллой, я не сразу иду домой. Вместо этого делаю круг и возвращаюсь обратно к началу улицы. Да, можно разослать резюме в другие компании, но сколько времени уйдет на поиски? В нашем городе не так уж много вакансий для маркетолога, а на переезд у меня
Помимо паники, меня душит злость на саму себя – Арабелла ведь регулярно звала меня обратно в «Эй-си-эйч», а я отказывалась. Апофеозом моего отчаяния станет тот момент, когда все-таки придется окончательно разочаровать родителей: их дочурка, бездарная выпускница университета, до сих пор не выплатившая двадцать восемь тысяч фунтов студенческого кредита, не смогла удержаться даже в кофейне.
У меня нет контракта на издание книги.
У меня нет работы.
Нет даже той работы, куда я могла бы вернуться.
Я вот-вот потеряю все, что у меня осталось.
В груди теснит, по щекам текут слезы. Я резко останавливаюсь, и кто-то налетает на меня сзади, выругавшись. Кажется, у меня начинается паническая атака. Запинаясь, ковыляю к лавочке и усаживаюсь, чтобы перевести дух. На небе ни облачка, царит погожий летний денек из тех, что проводят в парках и скверах с бутылочкой сидра, смеясь и слушая музыку. А мне паршиво – что морально, что физически. Лучше бы налетели тучи, грохотал гром и дождь лил как из ведра. А я бы свернулась, как маленькая, калачиком на диване, уткнувшись маме в плечо, и выплакалась бы – но не могу, ведь мама же советовала мне не бросать маркетинг, а я не послушалась.
И следом за паникой накатывает другое чувство, прорастает сквозь кости, как сорняк через асфальт. Одиночество. В жизни не чувствовала себя настолько одинокой, как сейчас.
Что же мне теперь делать?..
Глава восьмая
Шестнадцатью днями раньше
Элоди Фрей
Телефон назойливо жужжит в темноте спальни. Я переворачиваюсь на другой бок и забираю мобильный с тумбочки. Мама. Опять. Отклоняю звонок – разговаривать нет ни сил, ни желания, и совершенно не хочется услышать, что мама уже знает о моем увольнении.
Под боком у меня свернулась Шельма; вчера пошел дождь, и я не стала ее выгонять. Прошла ровно неделя с тех пор, как я потеряла работу, и ни один из ресторанов Кроссхэвена, ни одна розничная торговая компания, куда я отправляла резюме, не позвали меня на собеседование, хотя я прекрасно знаю, как подавать напитки, и, черт возьми, умею обращаться с кассой. Я обзвонила несколько мест аккурат сегодня утром, и везде мне указывали на избыточную квалификацию. А из тех контор, где были вакансии управленцев и маркетологов, ни ответа ни привета.
Телефон снова жужжит, и я уже тянусь отключить его, но успеваю разглядеть определившийся номер. Ада никогда мне раньше не звонила. Мы с ней уже давненько перестали болтать просто так. Внутри все леденеет от дурных предчувствий – неужели что-то случилось с папой?
Шельма
Встревоженная, я подскакиваю и нажимаю на кнопку «Ответить».
– Ада?
– Аго, так ты все-таки не разучилась пользоваться телефоном. – Голос сестры отдается гулким эхом, будто она находится в просторном коридоре, и первое, что приходит мне на ум, – госпиталь.
– Папа здоров?
– Конечно. Почему ты вообще спрашиваешь?
Я облегченно выдыхаю.
– Мама всю неделю пытается до тебя дозвониться, – укоризненно продолжает Ада. – Ты там что, все пальцы переломала?
– Нет, – огрызаюсь я таким же тоном, – не переломала.
– Вот и хорошо, значит, телефоном пользоваться можешь.
Я прикусываю язык, чтобы не послать сестрицу куда-нибудь подальше. Шельма с громким мяуканьем начинает бодать меня в ладонь, требуя внимания.
– Ты опять пустила в дом эту блоховозку? – спрашивает Ада.
– У Шельмы нет блох.
– Шельма… – повторяет сестра, даже не стараясь скрыть раздражение. – Ага. Гармония формы и содержания. – Она усмехается.
– Что ты от меня хочешь, Ада?
– Чтобы ты пришла ко мне на ужин в субботу вечером.
Я мысленно перебираю в памяти все значительные даты, вспоминая, не пропустила ли чей-то день рождения или годовщину.
– И какой повод?
– Обязательно нужен повод? – фыркает сестра. – Слушай, мне некогда сейчас объяснять, я в магазине.
– Видишь ли, в эту субботу не выйдет. Я занята.
Соврала, конечно.
– Чем?
– Какая разница?
Сестра не отвечает, но по ее молчанию я чувствую, как раздражение у нее внутри начинает бурлить сильнее.
– Понимаешь, сегодня уже четверг. Осталось всего два дня.
– Какая разница? – возвращает шпильку сестра.
– Нельзя перенести встречу на другой день?
– Вся семья собирается именно в эту субботу. И если ты не придешь, мама и папа очень сильно расстроятся. Они уже не молоды, Элоди; если не проводить с ними побольше времени сейчас, то позже будешь сильно об этом жалеть.
– Им же едва шестьдесят сравнялось.
– Ладно. Но тогда позвони сама и скажи, что не придешь. Я не собираюсь выступать в роли гонца с дурными вестями.
Вот в этом вся Ада. Всегда своего добьется, не мытьем, так катаньем. Когда ей было тринадцать, она отчаянно захотела мобильный телефон, а папа отказался его покупать. Они тогда сильно поругались, после чего Ада собрала вещи и ушла из дома. Ее несколько часов искали, и папа уже собирался в полицию звонить – и тут заметил дочурку на дубе в саду за домом. Она устроилась на ветке и наблюдала за тем, как разворачиваются события. Как мы ее ищем. Как папа от переживаний едва ли не рвет на себе волосы. Потом Ада слезла, подошла прямо к папе и заявила: «Если бы у меня был телефон, вы бы позвонили и узнали, где я». И пока отец переваривал услышанное, Ада чмокнула его в щеку и отправилась к себе в комнату, получив все, чего хотела, – и гарантию покупки телефона, и подтверждение того, что ее будут искать, если она вдруг пропадет.