Одна маленькая ошибка
Шрифт:
Затем он везет меня домой. Всю дорогу мы молчим. С одной стороны, я радуюсь, что Джек подкрепил мою ложь ложью собственной, но вместе с тем мне страшно. Ведь теперь, если я расскажу правду, все поймут, что Джек просто прикрывал меня, а это точно не поможет ему наладить отношения с моей сестрой.
Я вылезаю из машины, и Джек, к моему удивлению, выходит следом.
– Лампочка у тебя над дверью так и не горит, так что давай провожу.
Открыв парадную дверь, я обнаруживаю на полу здоровенный сверток – стопку каких-то бумаг. Я беру его в руки и рассматриваю – и внутри все сжимается.
– Это что, твоя рукопись? – спрашивает Джек.
– Часть, – выдавливаю я, прежде чем взглянуть на вложенную записку.
Дорогая
Не нужно смотреть на подпись, чтобы понять, кто отправил записку. Флоренс, мать Ноа. Я знаю ее почерк по поздравительным открыткам. Это первый раз со дня похорон, когда она решила со мной связаться. И я снова вспоминаю тот день в холодной, гулкой церкви, и пустота расползается в груди, как иней. И перед глазами, словно чернильные разводы, всплывают силуэты скорбящих, и красные гвоздики, которые Ноа терпеть не мог, и классические черные автомобили, и лакированный деревянный гроб. Я тогда смотрела на него и представляла, как Ноа гниет там внутри, на шелковых подушках.
Ноа был бы счастлив, если бы узнал об этом. Он больше всего на свете желал увидеть, как ты издашь свою книгу. Я нашла твою рукопись среди его вещей. Там еще пометки на полях – все-таки у него был роскошный почерк.
Осторожно, словно боясь, что бумага рассыплется от малейшего дуновения, я открываю первую страницу потрепанной, залитой кофе стопки. И тут же вижу надпись, сделанную рукой Ноа: «Элоди, Элоди, ты точно станешь звездой!»
Я пролистываю страницы, наскоро просматривая его шутки, замечания и комментарии. И снова часть души раскалывается и осыпается в черную бездну боли. Мы с Флоренс обе похоронили человека, которого любили. Но ее боль несравнимо больше моей, и меня накрывает осознанием, что ни одна мать не должна хоронить сына и уж тем более – отправлять частичку воспоминаний о нем девчонке, с которой он не так уж и долго встречался. Завтра я отсканирую рукопись и отправлю оригинал Флоренс.
Я прочитала твою рукопись и его заметки – надеюсь, ты не обидишься на меня за это, – и мне не терпится купить книгу, чтобы узнать, чем закончилась история. Ноа все верно сказал: ты очень талантливо пишешь.
Наше с Флоренс знакомство состоялось за обедом во французском ресторане на Трафальгарской площади – я тогда нервничала так сильно, что не могла проглотить ни кусочка, а Ноа постоянно шептал мне на ухо: «Она непременно тебя полюбит. Как ты можешь ей не понравиться?» Я купила для нее цветы – пионы, ее любимые, – и Флоренс назвала меня «очень проницательной».
Ноа гордился бы тобой сейчас, Элоди. Он не сомневался, что однажды ты обязательно издашь книгу, и это был бы лучший способ почтить его память. Возможно, ты сочтешь уместным добавить в книгу пару строчек о том, кому она посвящается?
Искренне твоя,
Конечно, миссис Ним не собиралась задевать меня, но ее вопрос, заданный без всякого злого умысла, режет меня как остро заточенный нож. Из крохотного семечка почти невинной лжи выросла целая терновая чаща.
Паника хватает меня за горло тонкими пальцами и давит так, что невозможно вздохнуть. Я судорожно опираюсь на стену и тут же вздрагиваю: чья-то рука ложится мне на плечо.
Это Джек.
– Дыши, – велит он. – Дыши.
Но я не могу. Не могу. Я…
– Ты мне доверяешь? – спрашивает Джек, заглядывая
Я киваю.
– Элоди, я все исправлю. Все будет хорошо. Обещаю.
Глава двенадцатая
Тот день
Элоди Фрей
Увидев, как меня потрясло письмо от Флоренс, Джек, позабыв о нашей недавней размолвке, настоял, чтобы я переехала к нему на несколько дней.
Впрочем, сегодня он вместе с родными собрался в Лондон смотреть спектакль с участием Тобина, друга его брата Чарли. Так что пришлось мне отправляться домой, где обнаружилось, что у меня не только лампочка над крыльцом не работает, а еще и замок толком не закрывается. Опасаясь, что сталкер попробует вломиться, я подперла дверь кухонным стулом. Так себе попытка обезопаситься, но домовладелец до сих пор не ответил на мои взволнованные письма. Если не дождусь ответа до завтрашнего утра, придется вызывать мастера самой. Джеку я про дверь ничего не говорю, чтобы не волновать лишний раз. Но я уже соскучилась и по нему, и по его дому – совершенно восхитительному, мне на такой в жизни не заработать. Предложение переехать к нему насовсем очень заманчивое. И если я не смогу найти другую работу, а родители все-таки узнают, что никакого контракта на книгу нет и не было, то у меня и других вариантов-то не останется.
Я только успеваю забраться в кровать, как Джек присылает мне фото – они с братом сидят в зрительном зале, дожидаясь начала представления.
18:45 Джек: Нам тебя тут не хватает.
Я отправляю ему в ответ фото ноутбука и чашки с чаем, пристроенных на кровать.
18:46 Элоди: У меня своя вечеринка.
18:46 Джек: Ты прям зажигаешь, Фрей.
18:47 Элоди: Надо сегодня лечь пораньше – завтра у меня ланч с мамой и Адой. И если я приду с синяками под глазами, сестрица будет целый час зудеть у меня над ухом, уговаривая купить дорогущий крем для глаз, на который у меня все равно нет денег…
18:49 Джек: А тот мужик за тобой так и ходит? Ты поаккуратнее, ладно? Можешь у меня переночевать, я все равно раньше завтрашнего дня не вернусь. Весь дом твой.
18:53 Элоди: Я его не видела с той вечеринки. Все в порядке, не переживай. Наслаждайся спектаклем! (смайлик с поцелуем)
Меня будит скрип. В комнате темно, сквозь щель между шторами заглядывает луна, хотя я точно помню, что уснула, забыв выключить лампу. Я неподвижно лежу, прислушиваясь, но в доме тихо. Как будто даже ветер притаился, боясь лишний раз шевельнуть случайный листочек. Но я чую, что в комнате кто-то есть. И он совсем рядом. Я медленно поворачиваю голову – и успеваю заметить чужака за секунду до того, как мокрая тряпка закрывает мне нос и рот. Тело реагирует быстрее, чем мозг успевает осознать, что происходит: сердце бешено колотится, мускулы напрягаются, дыхание становится резче. Растерянность уступает место страху, из горла рвется крик, пытаясь пробиться сквозь тряпку.
Я дергаюсь, вырываюсь, пинаюсь, а затем бросаюсь в сторону, скатываюсь с кровати, тяжело падая на пол. Охнув, переворачиваюсь на спину, пытаясь вдохнуть, но сделать что-нибудь еще уже не получается – нападающий наваливается на меня всем весом. Он крепкий и крупный, а лицо чем-то замотано. Я замахиваюсь обеими руками, чтобы ударить, но незнакомец легко отбивает их, как хищник лапой, и так прижимает меня к полу, что, кажется, вот-вот треснут ребра. Я лихорадочно пытаюсь сообразить, что делать, но в голове крутится только одна мысль: «бей или беги». Я пытаюсь позвать на помощь, но во рту снова оказывается мокрая липкая тряпка, и на языке появляется привкус крови.