Одна откровенная ночь
Шрифт:
Лицо Гарри становится угрюмым, но я вмешиваюсь прежде, чем он ответит. У него лишь одна дурная привычка. Всего лишь одна. И я рад, что прекрасные качества Оливии доминируют в нем, затмевая мою тьму.
— Мисс Филлипс, Гарри, терпеть не может разные носки. Я говорил вам об этом, но повторюсь еще раз. Попросите родителей следить за носками своих детей. Это ведь не трудно. И почему они позволяют своим чадам выходить из дома в разных носках — загадка. Думаю, это замечательное решение проблемы.
— Мистер Харт,
— Тем не менее, вы высказываете это мне.
— Но…
— Я еще не закончил. — Обрываю ее жестом руки. — Вы придаете слишком много значения этому. Просто попросите родителей следить за носками своих детей. — Обнимаю Гарри за плечи и веду его прочь. — И мы больше не будем возвращаться к этой теме.
— Согласен, — добавляет Гарри, прижимаясь к моему боку. — Спасибо, папочка.
— Не надо благодарить меня, милый мальчик, — тихо говорю.
Я сам часто проверяю лодыжки людей, поэтому задумываюсь, не из-за меня ли у Гарри появился этот пунктик. В любом случае мир нуждается в избавлении от разных носков.
— Где мой мальчик? — доносится из коридора счастливый голос Жозефины, когда мы заходим. Я наблюдаю, как Гарри снимает конверсы и аккуратно ставит их на полку.
— Я здесь, прабабушка! — отвечает он, кладя рюкзак рядом с ботинками.
Жозефина вытирает руки кухонным полотенцем, а на ее прелестном лице появляется счастье.
— Добрый вечер, Жозефина, — приветствую ее, снимая пиджак и вешая его на крючок, аккуратно разглаживая. Чудесная бабушка Оливии целует меня в щеку, а следом повторяет тоже с Гарри.
— Сколько сегодня? — спрашивает она.
— Пять.
— Пять.
Я киваю в подтверждение, заставляя ее пробормотать что-то о позоре. Она права.
— Люблю, когда ты приходишь.
Своими темно-синими глазами она смотрит на Гарри, а он улыбается. Он всегда улыбается прабабушке.
— А как поживает мой замечательный мальчик?
— Прекрасно, спасибо. — Он бросается в ее распростертые объятия и крепко прижимает к себе. — Ты сегодня прекрасно выглядишь, бабушка.
— Ах ты, дамский угодник, — смеется она. А затем берет Гарри за щеки и сжимает их. — Ты красивый, хороший мальчик. — Когда Жозефина хватает его за руку и ведет на кухню, Гарри продолжает улыбаться. — Я испекла твой любимый пирог, — говорит она.
— Перевернутый ананас?
Гарри вне себя от счастья, и это заметно по его обрадованному тону.
— Да, дорогой, но дядя Джордж тоже обожает его, поэтому придется поделиться.
Я следую за ними, улыбаясь как сумасшедший. Жозефина показывает Гарри на стул.
— Привет, Джордж, — произносит Гарри, окуная палец в пирог. Я не единственный, кто вздрагивает. Джордж выглядит испуганным.
Старик откладывает газету и смотрит на Жозефину, которая пожимает плечами. Так что я вмешиваюсь.
— Гарри, это
— Прости, папочка.
Он стыдливо опускает голову.
— Я смотрю на этот пирог уже двадцать минут. — Джордж берет сервировочный нож и начинает нарезать его. — Бабушка Жозефина тоже отчитывает меня, если я лезу руками в пирог.
— Но так же вкуснее! Хочешь попробовать, папочка? — интересуется Гарри, беря тарелку со стола. Затем он кладет на колени салфетку и смотрит на меня. Я сажусь рядом с ним, нежно ероша его волосы.
— С удовольствием.
— Папа не против, Джордж.
— Все хорошо, малыш.
Я замечаю, как Джордж протягивает мне кусочек знаменитого ананасового пирога Жозефины. Тарелка стоит немного не ровно, и я слегка подправляю ее. Ничего не могу с собой поделать, привычка. Когда мой мальчик видит, что я тоже кладу салфетку на колени, он радостно улыбается.
Он само совершенство.
Мой мальчик идеален по всем критериям: умен, нет никаких симптомов ОКР, ну кроме пунктика с носками. Но у каждого свои демоны. Я чертовски сильно горжусь им. Подмигиваю сыну и веселюсь, когда Гарри пытается сделать то же, но вместо одного глаза моргает двумя. Ладно, он продвинулся не во всех аспектах.
— Итак, мой красавец.
Жозефина садится рядом с Гарри, подвигая к нему ложку, жестом предлагая взять ее, но тут же хлопает себя по запястью, когда он хмурится, и кладет ложку на место.
— Бабушка Жози! — говорит он. — Папа не любит так!
— Прости! — Жозефина бросает на меня виноватый взгляд, а я пожимаю плечами, думая, что ей уже пора бы привыкнуть. — А ведь все так хорошо начиналось.
— Все в порядке, приятель, — успокаиваю я Гарри. — Папа ничего не имеет против вилки.
— Ты уверен?
— Конечно.
Я меняю положение вилки, а Гарри начинает хихикать. Этот сладкий звук сдерживает мое желание положить вилку ровно. Он не должен видеть меня в таком состоянии. Мне становится лучше, и в этом мне помогает Гарри. Наверное, бог пытается восстановить равновесие, потому что мой сын, кажется, самый чумазый ребенок на земле.
Джордж усмехается и кладет руки на колени. Выпрямляется и с серьезным видом смотрит на Жозефину.
— Бабушка Жози, — ругается он, качая головой. — Что стало с твоей памятью?
— Иди в задницу, — бормочет она себе под нос и тут же извиняется, когда мы с Гарри кашляем.
— Извините, ребята. — Она встает из-за стола и подходит к Джорджу. Тот выглядит настороженным, хотя так и должно быть. — Ты только посмотри, Гарри! — с энтузиазмом восклицает она, указывая на точку в другом конце комнаты. Гарри довольно улыбается, когда прослеживает взглядом за жестом бабушки Жози. Когда та дает старому Джорджу тумак, я тоже улыбаюсь.