Одна откровенная ночь

Малпас Джоди Эллен

— Ты пожалеешь об этом, Миллер. — Ровный тон Софии останавливает его, и меня соответственно тоже.

— Моя жизнь до этого момента была одним сплошным разочарованием, — отчетливо заявляет Миллер ровным голосом. — Ливи — единственное хорошее, что со мной произошло, и я, черт побери, не намерен ее отпускать. — Он медленно поворачивается, увлекая меня за собой. София восстановила свою ауру превосходства, Тони все еще выглядит задумчивым и, взглянув на Кэсси, я вижу слезы в ее глазах, пока она наблюдает за Миллером. Изучаю ее несколько мгновений, и она, должно быть, чувствует, как мой пристальный взгляд обжигает ее, потому что мельком смотрит на меня.

Она улыбается.

Это не самодовольная улыбка, действительно,

ни намека на нее. Это похоже на грустную улыбку понимания, но через несколько секунд я осознаю, что это успокаивающая улыбка. Затем она слегка кивает, подтверждая мои мысли. Она все это понимает.

София злобно смеется, привлекая наше с Кэсси внимание.

— Я могла бы остановить все это в мгновение ока, Миллер. Ты знаешь это. Я скажу ему, что она ушла. Она никто для тебя.

Я оскорблена, но Миллер остается спокойным.

— Нет, спасибо.

— Это всего лишь увлечение.

— Это не просто увлечение, — холодно парирует Миллер.

— Оно самое, — возражает София, осуждающе махнув рукой. Ее укоризненный взгляд пронзает меня насквозь, заставляя слегка съежиться. — Ты знаешь только одно, Миллер Харт. Ты знаешь, как заставить женщин кричать от удовольствия, но ты не знаешь, что значит настоящая забота. — Она подмигивает. — Ты — Особенный. Ты. Знаешь. Только. Как. Нужно. Трахаться.

Вздрагиваю, сопротивляясь непреодолимому желанию поставить ее на место, но я уже натворила немало бед. Я — причина, из-за которой София стоит здесь, источая самодовольство. Я — причина, из-за которой стоящий рядом Миллер истекает кровью.

Чувствую, как Миллер начинает терять контроль.

— Ты даже не представляешь, на что я способен. Я боготворю, Оливию. — Его голос дрожит от гнева, кипящего под спокойной внешностью.

Его лицо морщится от отвращения, когда она делает шаг вперед.

— Ты просто идиот, Миллер Харт. Он никогда не позволит тебе уйти.

Миллер взрывается.

— Я люблю ее! — орет он, заставляя всех в комнате отшатнуться. — Я люблю ее, черт побери! — Я заливаюсь слезами и приваливаюсь к его боку. Он немедленно хватает меня и притягивает к себе. — Я люблю ее. Люблю все, что она отстаивает, и люблю то, как сильно она любит меня. Сильнее, чем ты любишь меня. Сильнее, чем кто-то из вас утверждает, что любит меня! Ее любовь чистая и светлая. Она заставляет меня чувствовать. Она заставляет меня хотеть большего. И если какой-то ублюдок попытается забрать ее у меня, я, блядь, убью его. — Остановившись на секунду, он делает глубокий вдох. — Медленно, — добавляет он, дрожа рядом со мной, и крепко прижимая к себе, будто боится, что кто-то попробует прямо сейчас. — Мне наплевать, что он скажет. Мне наплевать, что он думает сделать со мной. Это он будет спать с открытыми глазами, София, не я. Так что скажи ему. Черт возьми, беги к нему и подтверди то, что он уже знает. Я больше не хочу трахаться, чтобы заработать на жизнь. Скажи, что я больше не хочу набивать ему карманы. Ты больше не можешь меня шантажировать. Миллер Харт выходит из игры. Особенный уже уволился! — Он отстраняется и молчит несколько секунд, делая успокаивающий глоток воздуха, пока все потрясенно смотрят на него. Включая меня. — Я люблю ее. Иди к нему. Скажи, что я люблю ее. Скажи, что я теперь принадлежу Оливии. И скажи, что если только подумает тронуть волос на ее драгоценной головке, это будет последним, что он вообще сделает.

Мы уходим раньше, чем я успеваю сообразить, что мы оставляем позади, хотя прекрасно себе представляю. Даже не могу переварить это жестокое заявление. Его рука обнимает меня за плечи, тепло и успокаивающе, но это не идет ни в какое сравнение с чувством принадлежности, которое я ощущаю при его фирменном жесте. Вырываюсь из объятий, заставив его совершенно растерянно посмотреть на меня сверху вниз, и не убавляю шаг, пока кладу его руку на заднюю часть своей шеи. А затем обвиваю рукой его

стройную талию. Он понимающе вздыхает, снова смотрит вперед и идет дальше.

Музыка вернулась и снова играет из динамиков на каждом углу, но элитная клиентура еще далека от возвращения в норму. Повсюду собираются толпы людей, тесно прижимаются друг к другу, и очевидно обсуждают предыдущую сцену с участием владельца клуба. Это заставляет меня кое о чем задуматься.

— Все эти люди знают, кто ты? — спрашиваю я, чувствуя, как мы начинаем приковывать к себе взгляды со всех сторон, отходя от лестницы.

Миллер не смотрит на меня.

— Некоторые. — Его прямой, односложный ответ говорит, что он понял, о чем я, и суть не в том, что он владеет этим заведением.

Вечерний воздух заставляет все мое тело покрыться мурашками. Прижимаюсь еще сильнее к боку Миллера и ловлю взгляд одного из охранников. Его злое лицо становится суровым, когда он видит, как Миллер выводит меня из здания, и мы переходим дорогу туда, где припаркован «Мерседес». Пока меня ведут к пассажирской двери, я бросаю взгляд на вход в клуб и вижу как парня, которого Миллер избил до полусмерти, заталкивает в такси другой вышибала. Неожиданно меня охватывает беспокойство.

— Ему нужна помощь, — произношу я, — а врачи станут задавать вопросы.

Дверь открывается, и меня мягко толкают на сиденье.

— Такие люди не хотят, чтобы полиция вмешивалась в их дела, Оливия. — Он вытягивает ремень безопасности и пристегивает меня. — Тебе не нужно беспокоиться. — Миллер нежно целует меня в макушку и захлопывает дверь, затем достает телефон из кармана и делает короткий звонок пока обходит машину.

Такие люди.

Этот мир.

Все очень реально.

И я в самом центре всего этого.

Глава 12

Алкоголь и усталость наваливаются на меня. Голова кружится, а ноги как желе. Пока мы двигаемся через вестибюль его дома, Миллер подхватывает меня на руки и идет дальше.

— Там, где ты и должна быть, — шепчет он, прижимаясь губами к моему виску.

Руки обвивают его шею, голова удобно устраивается у него на плече, глаза закрываются, наконец-то уступая усталости. Моя слабая просьба о том, чтобы меня отвезли к Нан, была отклонена. Я и не спорила. Он нуждается в спокойствии, и я знаю, что мое нахождение в его квартире приблизит его к достижению этой цели.

Пока мы не выйдем завтра утром.

Черная блестящая дверь приветствует нас и вскоре открывается и мягко закрывается, отрезая мир снаружи. Глаза остаются закрытыми, пока меня несут вперед. Знакомый запах чистоты моего окружения успокаивает еще сильнее. Это не тот приятный запах дома Нан, но я счастлива быть здесь с Миллером.

— Можешь встать ради меня? — спрашивает он, поворачиваясь ко мне лицом. Киваю и ослабляю хватку, позволяя ему мягко поставить меня на ноги. Сосредоточенность его лица, пока он медленно и заботливо раздевает меня, приводит в восторг. Все обычные привычки здесь с нами — он сложил вещи перед тем, как убрать их в корзину для белья, его мягкие губы слегка приоткрыты, в глазах море эмоций. Как только он справляется со своей задачей, смотрит на меня с молчаливым требованием, поэтому я подхожу к нему и начинаю медленно раздевать, даже складываю пропитанную кровью рубашку, прежде чем положить ее в корзину, несмотря на то, что ей место в мусорной корзине. Не обращать внимания на колотую рану и кровь, чтобы позволить глазам наслаждаться его совершенством, невозможно. Его руки, грудь, челюсть покрыты красными пятнами. Не уверена, какая кровь принадлежит Миллеру, а какая парню, который так неожиданно появился из моего мерзкого прошлого. Трудно представить более неподходящее время, но я сомневаюсь, что реакция Миллера была бы менее жестокой, если бы тот возник в любой другой ситуации.