Одна откровенная ночь
Шрифт:
Это громкое заявление прорывается сквозь мою мучительную агонию. Ее боль? Ее, черт возьми, боль? От желания выпрыгнуть из объятий Миллера и дать ей пощечину у меня на мгновение кружится голова. Я в гневе. Но Миллер делает долгий, ровный вдох и обнимает меня за талию, отвлекая от намерений. Он прекрасно понимает, что ее слова делают со мной. Кладет ладонь мне на ногу и тянет в знак того, что я должна ответить, так что обхватываю бедрами его талию в знак признательности, а может быть, назло матери.
Это все, что мне сейчас необходимо. Он не бросает
— Она моя, — холодно, спокойно и уверенно постановляет Миллер. — Даже ты не сможешь украсть ее у меня. — Его почти неразумное обещание наполняет меня надеждой. — Брось мне вызов, Грейси. Только, блядь, попробуй.
Он поворачивается и выходит из «Сообщества». Я обвиваюсь вокруг него, как туго завязанный шарф, который никогда не будет развязан.
— Отпусти меня, — шепчет Миллер, когда мы подходим к машине. Но я только крепче прижимаюсь, — Оливия, ну же.
Утираю слезы и отрываю мокрое лицо от шеи Миллера. Взгляд прикован к влажным следам на белой рубашке. Макияж тоже отпечатался. Тушь и розовые румяна впитались в дорогую ткань.
— Рубашка испорчена, — вздыхаю я.
Мне не нужно смотреть на него, чтобы знать — Миллер кривит лицо.
— Все в порядке, — в голосе смущение, что подтверждает мою предыдущую мысль, — давай, спрыгивай.
С его помощью встаю на ноги. Не в силах смотреть на Миллера, знаю, он в замешательстве. Потребует объяснений по поводу моей беспечности. А я не хочу объясняться. Никакие требования не поменяют мое мнение. Поэтому проще избегать его любопытного взгляда.
— Поехали за Нан, — практически пою я и разворачиваюсь.
Сажусь на пассажирское сидение, оставив Миллера в полном замешательстве. Плевать. Проще сделать вид, что ничего не произошло.
Захлопываю дверь и быстро пристегиваюсь. Умираю, как хочу уже увидеть Нан и забрать ее домой. Начну помогать ей с выздоровлением.
Игнорирую пронзительный взгляд Миллера, когда он забирается в машину. Тянусь к стерео, чтобы включить музыку. Улыбаюсь, когда слышу «Midnight City» от M83. Идеально.
Проходит несколько секунд, а он все еще не завел машину. Наконец набираюсь смелости и смотрю на него. Улыбаюсь ярче.
— Поехали уже.
Он едва не дергается, но удерживает себя на месте.
— Ливи, их…
Тянусь и прижимаю палец к его губам, затыкая.
— Никаких их, Миллер, — начинаю, передвигая палец ниже к горлу, когда окончательно убеждаюсь, что он не перебьет меня. Кадык Миллера дергается. — Только мы, — улыбаясь, произношу я.
Он хмурится и медленно качает головой. Затем улыбается в ответ и берет мою ладонь в свою, нежно целует.
— Мы, — подтверждает он, а я улыбаюсь шире.
Киваю, выражая благодарность. Возвращаю ладонь к себе на бедра и удобнее устраиваюсь на кожаном сидении. Взгляд направлен на панель управления. Все усилия бросаю на то, чтобы сконцентрироваться на одной единственной мысли.
Нан.
Видеть ее прекрасное лицо, слушать
— Пока что мне хватит такого ответа, — произносит Миллер и заводит двигатель.
Кошусь на него и замечаю, что он делает то же самое. Смотрю вперед, игнорируя его слова и взгляд, который говорит мне, что к этому разговору Миллер еще вернется. Да, знаю это. Но сейчас у меня есть прекрасное отвлечение, в которое могу окунуться с головой.
В больнице очень жарко и много людей. Но по какой-то странной причине это место успокаивает. Решительно шагаю вперед. Ноги будто идут сами, помогая моему телу с планом по отвлечению. Миллер молчит с того момента, как мы отъехали от «Сообщества». Он оставил меня наедине со своими мыслями, блокирующими все, что может расстроить. Ощущаю только восторг от скорой встречи с бабушкой. Ладонь он держит у меня на затылке, мягко впиваясь кончиками пальцев в кожу. Люблю его осведомленность о том, что мне нужно. Только он. И Нан. Никто больше не нужен.
Сворачиваем за угол, входим в отделение для престарелых, и я сразу же слышу отдаленное кудахтанье Нан, отчего восторг, который поддерживает мою жизнедеятельность, увеличивается. Ускоряю шаг. Я в нетерпении. Мы входим в палату и видим ее, сидящую на одной из коек. Каждая частичка меня загорается и встает на место. Нан сидит в своем кресле, одетая в выходное платье. Саквояж стоит у нее на коленях. Бабушка смотрит телевизор и заливисто смеется. Расслабляюсь под прикосновением Миллера. Просто стою и смотрю на нее до того момента, пока она не отрывается от экрана и не обращает взгляд своих голубых глаз на меня. Вижу слезы от смеха. Нан утирает их.
Ее улыбка исчезает, взгляд становится рассерженным. От этого мой восторг затухает, а счастливое сердце учащенно бьется уже из-за тревоги. Она знает что-то? Неужели у меня на лице все написано?
— Ну, наконец-то! — пронзительно восклицает бабушка и выключает телевизор.
Суровость тут же пропадает, уступая место счастью. Мои страхи исчезают. Она никогда не узнает. Не могу рисковать ее здоровьем.
— Мы приехали на полчаса раньше, — говорю я и хватаю Миллера за запястье, чтобы посмотреть время на его часах. — Сказали же в четыре.
— Ну, я сижу тут и жду уже час, — фыркает бабушка. — Ты подстриглась?
— Подровняла немного. — Тянусь к волосам и поправляю их.
Нан встает, и Миллер тут же забирает у нее сумку, предлагая руку. Она замирает и смотрит на него, ее раздражение сменяется озорной усмешкой.
— Какой джентльмен, — замечает бабушка, кладя морщинистую руку в ладонь Миллера. — Спасибо.
— Не за что, — отвечает Миллер, нагибаясь, чтобы помочь ей. — Как вы себя чувствуете, миссис Тейлор?
— Замечательно, — без тени сомнения отвечает Нан, стараясь стоять ровно.