Одна отвергнутая ночь
Шрифт:
— Боль утихнет, Оливия.
— Твоя утихла? — спрашиваю я.
— Я не… — он хмурится и убирает с моего лица руку. Я удивила его своим вопросом.
Не даю ему возможности собраться.
— Эта боль уродует тебя изо дня в день. Ты позволил своей Грейси уйти.
— Я не…
— Нет, — я обрываю его, и он меня за это не осуждает. Устрашающий Уильям Андерсон стискивает покрытую щетиной челюсть, не сказав ни слова. — И не смей говорить, что станет легче.
Он сутулит свои широкие, облаченные в костюм, плечи, и я обхожу его, направляясь
Спустя годы после разрыва с Грейси Уильям по-прежнему сгорает в своей боли. Он не забыл ее, и, похоже, никогда не забудет. Если Уильям Андерсон годами чувствует то, что чувствую я прямо сейчас, тогда я лучше умру.
— Садись в машину, — зовет Уильям из автомобиля, как только он замедляется рядом со мной.
— Нет, спасибо.
— Черт тебя подери, Оливия! — кричит он, прерывая мой решительный шаг. — Не заставляй меня принуждать тебя.
Я застываю в тишине от его угрозы, холодность этого многоуважаемого, всегда собранного мужчины превратилась в кипящую лаву.
— Да ты просто достал меня поучать! — выплевываю, не зная, что еще сказать.
Он закатывает глаза, на самом деле, еще больше меня шокируя:
— Я же не твой отец.
— Тогда перестань так себя вести, — бросаю в ответ, это слово только усилило пустоту от нехватки в моей жизни близкого мужчины. Мне он не был нужен двадцать четыре года. Но, опять же, все это время я не встречала Миллера Харта. До настоящего момента.
— Не будешь ли ты так добра сесть в мою машину и позволить мне отвезти тебя домой?
— Ты хочешь меня доконать?
Он сдерживает смех, наклоняясь и открывая дверцу.
— Я в свое время совершал сомнительные поступки, Оливия, но раньше не был уличен в чтении нотаций.
Подозрительно прищуриваю глаза, в то время как он кидает на меня выжидательный взгляд. Даже не сомневаюсь в том, что Уильям меня заставит, так что, во избежание публичных сцен, я осмотрительно залезаю в машину и осторожно закрываю дверцу.
— Благодарю, — говорит он, расслабляясь на своем месте. Водитель трогается, и я кладу сумочку к себе на колени, теребя ремешки, только чтобы не ждать, когда же он заговорит. — Что бы я ни сказал, это не убедит тебя в том, что он плохая идея?
Вздыхаю, раздраженная, и с шумом прислоняюсь к спинке сиденья.
— Ты сказал, что не будешь читать мне нотации.
— Нет, я сказал, что никогда не делал этого прежде. Все когда-то случается впервые.
— Просто прелестно, — бормочу я. — Я ужинаю с ним сегодня вечером.
— Зачем?
— Поговорить.
— О чем?
— Думаю, ты и так знаешь.
— Что случилось в том отеле?
— Ничего, — выдаю, стиснув зубы. Я сбрендила, если думала, что он упустит это из виду. Не скажу ему, даже не смотря на тот факт, что ему, наверное, все слишком хорошо известно. Да и в любом случае, я никогда не смогу произнести эти слова. Думать о них более чем достаточно.
— Ничего, — бормочет он. — Так ты походила на перепуганного
— Да, — выплевываю, презирая тот факт, что он явно что-то подозревает. Я никогда не дам ему подтверждения.
— Ну конечно, — вздыхает он. — Меня пугает, что тебе все мало.
— Мало чего?
— Мало Миллера Харта.
Мне приходится заставлять себя не закричать “Это не было Миллером Хартом!”
— Где вы встречаетесь? — продолжает он, после тщательного изучения меня в течение нескольких секунд.
— Не знаю. Он дал мне адрес ресторана.
— Дай взглянуть.
Теряя остатки терпения, роюсь в сумочке и достаю чек, протягиваю его, даже не глядя на Уильяма.
— Вот.
Чек исчез из моей руки, и я слышу, как Уильям мямлит задумчиво:
— Милое местечко. Я тебя отвезу.
— О нет! — смеюсь я, в неверии переводя на его глаза. — Я сама туда доберусь, — не хочу, чтобы Уильям вмешивался. И так уже замешано достаточно людей, пусть они и не в курсе всего ужаса истории. Их решительные попытки остановить меня от встреч с Миллером так и кричат о том, с каким ужасающим сопротивлением я столкнусь, узнай они всю правду.
— Я просто тебя подброшу.
— Нет необходимости.
— Либо ты принимаешь мое предложение, либо никуда не едешь, — он говорит со всей серьезностью.
— Зачем ты все это делаешь? — спрашиваю, а потом причины становятся слишком очевидными. — Это такая попытка облегчить свою вину?
— Что? — он защищается, разжигая мое любопытство и мое раздражение.
— Грейси. Ты бросил ее, и теперь пытаешься реабилитироваться, помогая мне?
— Чушь! — он смеется, отводя глаза.
Совсем не чушь. Самое правильное ощущение
— Мне не нужна твоя помощь, Уильям. Я не моя мать!
Его красивое лицо медленно поворачивается ко мне. Прежнее веселье исчезло, как будто его никогда и не было. Теперь он выглядит мрачным.
— Тогда зачем ты была в том клубе?
Тут же закрываю рот.
— Я…
Седые брови слегка приподнимаются, от его вопроса и взгляда я отодвигаюсь на сиденье. Открываю рот, чтобы заговорить, но ничего не выходит, Уильям, видя это, двигается ближе:
— Чтобы наказать его, так ведь?
От осознания не могу двигаться, пойманная холодной, жестокой правдой.
— Я не… — не могу закончить.
Уильям медленно отодвигается, опускает глаза к моей руке, на которой я верчу кольцо.
— Ты похожа на свою мать больше, чем можешь себе представить, Оливия, — он осторожно накрывает мою руку, останавливая движения кольца. — Не принимай это ошибочно за плохое. Она была красивой, страстной женщиной с вызывающей зависимость душой.
Ком размером с Лондон встает в горле, и я отворачиваюсь Уильяма к окну так, чтобы он не увидел моих слез. Я не хочу быть похожей на нее. Эгоистичной. Безответственной. Наивной. Не хочу быть такой.