Одна отвергнутая ночь
Шрифт:
С очевидной неуверенностью он расправляется со своей выпивкой, едва заметно вздрагивает, с его губ срывается вдох, вперемешку с алкогольными парами. Я морщусь, на расстоянии, и от вида Миллера, и от запаха алкоголя одновременно.
— Я не стану повторять, — выталкиваю слова сквозь стиснутую челюсть, играя с ним в его же игру.
Он осматривает меня с ног до головы, тихо размышляя, и при этом бормочет себе под нос невнятные слова. Затем его тяжелый взгляд медленно поднимается по мне, в его привычной
— Я облажался.
— Знаю, — не спорю с ним. Он говорит холодную, жесткую правду.
— Я опасен.
— Знаю.
— Только не для тебя.
Сердце снова подает признаки жизни. Я знала. Глубоко внутри. Я понимала.
— Знаю.
Он выдает что-то между удовлетворенным кивком и бесконтрольным болтанием головой на широких плечах.
— Хорошо. — Он разворачивается и, шатаясь, идет по квартире, оставив меня закрывать дверь и следовать за ним. Я понимаю, куда он движется, прежде чем резко останавливается и меняет курс, направляясь к шкафчику со спиртным. Он достаточно пьян, по крайней мере, для меня. Как бы то ни было, у Миллера другие представления. Он звенит бутылкой о стакан и больше проливает на комод, чем в стакан.
— Дерьмо! — матерится он, небрежно бросая пустую бутылку в кучу других, отчего слышен громкий звон стекла. — Чертов бардак!
Раздраженно вздохнув, я встаю позади него и пытаюсь привести в порядок разбросанные им бутылки, вытирая разлитое в надежде, что, прибравшись, смогу вернуть спокойствие в его совершенный мир.
— Спасибо, — бормочет так тихо, что я едва его слышу.
— Пожалуйста, — боковым взглядом чувствую, как он прожигает меня глазами, пока я вожусь с бутылками, выигрывая время… или просто медля.
Бах!
Резко оборачиваюсь на звук, Миллер чуть медленней.
Бах, бах, бах!
Мое едва успокоившееся сердцебиение подскакивает на несколько уровней, и я смотрю на Миллера, который тоже пялится на дверь. Только он не торопится идти и выяснять, что там за шум, так что я иду в коридор и огибаю столик, как раз когда еще один резкий стук доносится по ту сторону входной двери Миллера.
— Подожди, — кричит Миллер, хватая меня за руку и останавливая. — Будь здесь.
Он проходит мимо меня, обычно легкие шаги тяжелеют под воздействием алкоголя. Стою спокойно, а в голове вихрь мыслей, когда вижу, как он смотрит в дверной глазок. Практически вижу, как он ощетинивается, и это заставляет меня шагнуть вперед, настороженно, но мне слишком любопытно, чтобы остановиться. Он приоткрывает дверь и намеревается выйти из квартиры, но его очевидное намерение скрыть нашего гостя проваливается, когда тот с легкостью толкает его обратно, конечно, заметив нестабильное состояние Миллера.
Теперь уже и я ощетиниваюсь, инстинктивно
— Что ты натворил? — спрашивает Уильям, равнодушно и спокойно, так, будто совсем не удивлен и, может даже, уже все знает.
— Не твое дело, — огрызается Миллер, хлопая дверью. — Тебе здесь не рады.
Чувствую потребность поддержать Миллера, но любопытная сторона меня проснулась вместе с настороженной. Так что я продолжаю стоять, поджав губы, и впитывать враждебность, электризующуюся между этими двумя.
— А тебе не рады в жизни Оливии, — парирует Уильям, поворачиваясь ко мне. Он, должно быть, замечает неверие на моем лице, только это, кажется, ни в коей мере его не заботит. — Ты идешь со мной.
Я возмущенно фыркаю, заметив, как Миллер позади Уильяма напрягся. Это даже близко недостаточно для меня, чтобы быть уверенной, что он вмешается. Прошу, не говорите, что он собирается встать на сторону Уильяма!
— Нет, не иду, — отвечаю уверенно, распрямляя плечи. Меня удивляет, что Миллер до сих пор не встрял, учитывая его бешеную реакцию на вмешательство Грегори всего час назад.
— Оливия, — вздыхает Уильям, — ты действительно испытываешь мое терпение.
Готовлю себя к еще одному комментарию относительно мамы, беспокоюсь о той злости, что закипает во мне только от одной мысли, что Уильям ее упомянет. Если он взорвется и скажет то, о чем я знаю, он думает, тогда я, возможно, буду так же хороша, как Миллер в его приступах бешенства.
— Это ты испытываешь мое!
Уильям хорошо скрывает свою дрожь, и мне понятно, что это от нежелания выражать перед Миллером свое переживание. Нет, теперь он будет соответствовать этой репутации всемогущества… и это значит, что все будет очень уродливым, очень быстрым.
— Я говорил, тебе не место здесь с ним.
Дыхание перехватывает при воспоминании о том, как Уильям говорил мне похожие слова, когда мне было семнадцать. Я сидела в его кабинете пьяная. Мне не было места рядом с Уильямом. Мне не место с Миллером.
— А где мне место? — спрашиваю, отчего Уильям смотрит на меня настороженно. — Ты как будто не думаешь, что мне есть место хоть где-то. Так скажи, где же оно, мое чертово место?
— Олив… — Миллер встревает, делая шаг ко мне, но я решительно его останавливаю, не желая давать ему возможность согласиться с Уильямом.
— Нет! — ору я. — Все думают, будто знают, что для меня лучше. А как же я? Как насчет того, что знаю я?
— Успокойся. — Миллер рядом со мной, покачиваясь, пытается успокоить меня, прикасаясь к задней части шеи, ласково поглаживая. Не сработает. Только не сейчас.