Одна отвергнутая ночь
Шрифт:
Он медленно поворачивается ко мне, и мне совсем не нравится то, что я вижу. Помраченное состояние. Буйство. Помешательство. Эта его сторона, дикая, безумная, сумасбродная, мне совсем не нравится. Она пугает меня, не только из-за того вреда, который он может нанести с такой легкостью, но и потому, что он будто не осознает, что творит, находясь в этом разрушающем состоянии. Мы удерживаем взгляд друг друга очень долгое время, я, стараясь вернуть его обратно, он, распрямляясь передо мной. Грегори в плохом состоянии, пытается подняться на ноги позади Миллера, хватается за живот
— Она должна знать, — бормочет он, полусогнувшись, явно от жуткой боли. Его едва различимые слова кажутся громкими и четкими. Он думает, я не знаю. Думал, что придет сюда, поделиться со мной информацией о мужчине, которого ненавидит, и это заставит меня выбросить его из своей жизни. Он думает, что Миллер взорвался поэтому, а не просто из-за его вмешательства или риска быть раскрытыми перед Нан, что, я знаю, для него сейчас является самой сильной тревогой. Мое бедное сердце все еще колотится, ударяясь о грудную клетку, и это осознание просто включает еще один двигатель.
— Я уже знала, — говорю на выдохе, продолжая смотреть на Миллера. — Мне известно, кем он был и чем занимался. — А еще мне известно, что эти новости принесут Грегори вред. Он думал, что даст мне идеальный повод оставить Миллера, и думал, что сможет меня успокаивать, пока я перевариваю ужасающее открытие. Больше всего он надеялся на это. Но он ошибся, и я четко понимаю, что это может стать последним ударом по нашей дружбе. Он никогда не поймет, почему я все еще с Миллером, и я сомневаюсь в своей способности заставить его увидеть или силе, чтобы все исправить.
— Ты знала? — теперь в его голосе абсолютный шок. — Ты в курсе, что этот кусок дерьма — гребаный жиголо?
— Эскорт, — поправляю я. — И был им. — Позволяю себе перевести глаза с пульсирующих плеч Миллера на полусогнутый силуэт Грегори. Он начинает выпрямляться.
От неверия в его лице меня пробивает нежеланная, непроизвольная дрожь.
— Что, нахрен, с тобой случилось? — Этот взгляд отвращения пробивает меня, так что я поджимаю губы, чтобы сдержать рыдания, понимая, что они только снова приведут Миллера в бешенство.
Я не замечаю, как за моей спиной распахивается дверь. Но слышу озабоченный голос бабушки:
— Ужин остывает! — кричит она, а потом на короткий момент опускается тишина, момент, когда он пытается вникнуть в то, что увидела. — Что за черт?..
У меня нет времени, чтобы даже подумать о том, какое объяснение я могла бы дать бабушке. Грегори оживает и набрасывается на Миллера, толкая его в живот и поваливая их обоих на тротуар.
— Ублюдок! — кричит он, замахиваясь в попытке яростно ударить Миллера, но тот отворачивается, в результате кулак Грегори врезается в бетон за головой Миллера. — Блять!
Миллер вскакивает и тащит за собой Грегори, вбивая его в низкую стену в конце нашего сада.
— Силы небесные! — Нан пролетает мимо меня и вклинивается между двумя мужчинами, ее отъявленное мужество останавливает эту ужасную картину. Нет и намека на страх в ее старом лице, только невероятная решимость. — Прекратите! — кричит она, вставая между ними
Ее слова пугают меня до чертиков, но сомневаюсь, что они произведут тот же эффект на этих двоих. Так что мой шок вполне ожидаем, когда они расслабляются и одновременно отводят друг от друга взгляды убийц. А потом я вспоминаю шутку Уильяма.
Никто никогда не заставлял меня дрожать от страха, Оливия. Только твоя бабушка.
— Так-то лучше, — она медленно убирает ладони с груди обоих, убеждаясь, что они останутся на месте. Она морщится при виде отвращения, с которым Миллер и Грегори смотрят друг на друга. — Не смейте заставлять меня снова вас разнимать. Слышали?
Я вздрагиваю, когда Миллер резко и коротко кивает, а Грегори выражает свое согласие, вытирая кровоточащий нос.
— Хорошо, — она указывает на входную дверь. — Идите в дом, прежде чем соседи начнут судачить.
Остаюсь тихим наблюдателем того, как моя бабушка взяла управление в свои руки и остановила эту ужасную сцену, подталкивает обоих к дому, когда ни один из них не двигается достаточно быстро, чтобы ее удовлетворить. Голова Миллера опущена, я знаю, что это от стыда за то, что моя дорогая бабушка, женщина, которую он уважает, стала свидетелем его срыва. Я только благодарна за то, что она не появилась минутой раньше, чтобы застать Миллера в полном психозе.
Грегори проходит мимо меня первым, потом Нан, а Миллер, подойдя ко мне, застывшей, медленно заглядывает в мои измученные глаза и останавливается передо мной.
У него истерзанный вид, рубашка и жилетка измяты, порваны на плече, волосы взлохмачены и испачканы.
— Прости, — говорит он тихо, а потом разворачивается и уходит по дорожке, длинными шагами мгновенно преодолевая расстояние до машины.
— Миллер! — кричу, запаниковав и бросившись за ним. Слабость в ногах не дает передвигаться быстро, и гравий трещит под колесами прежде, чем я успеваю добежать до конца дорожки. Инстинктивно прижимаю руку к груди, как будто давление сможет успокоить бешеный стук сердца, Не может, и не уверена, что хоть что-то в силах будет это сделать.
— Ливи? — низкий, хриплый голос Джорджа отвлекает меня от исчезающего мерседеса Миллера, и я смотрю на его озабоченный силуэт, приближающийся к дому. — Милая, что происходит?
Эмоции берут верх, и я разваливаюсь, позволяя ему заключить меня в медвежьи объятия и держать мое ослабшее тело.
— Все пошло жутко неправильно, — плачу в его свитер крупной вязки, вжимаюсь в его широкую грудь.
— Ох, моя милая, — успокаивает он, поглаживая меня по спине. — Давай отведем тебя внутрь.