Одна тень на двоих
Шрифт:
— Вы напились? — осведомилась Знаменская.
— Нет, — ответил Данилов.
— С ума сойти, — удивилась Знаменская. — Сейчас я приеду, и вы напьетесь. Диктуйте адрес.
И она в самом деле приехала.
Данилов ни одной минуты не сомневался в том, что академик Знаменская и не подумает тащиться к нему в Последний переулок со своей академической дачи то ли в Усове, то ли в Моженке. Когда позвонили в дверь, он был уверен, что явился Иван Иваныч с какими-нибудь счетами.
— Здрасьте, — пропыхтела Знаменская, вламываясь в дверь. Шапка съехала ей на глаза,
Данилов перехватил пудовые сумки, стараясь не таращиться на нее.
Что она выдумала? Решила проявить нежную заботу? Излечить его раненую душу? Стать ему родной матерью, как Карлсон предлагал Малышу?
Между прочим, Малыш мечтал иметь собаку, и маленький Данилов тоже мечтал иметь собаку и долго не мог понять, чем же Карлсон лучше собаки.
— Вы надолго, Ариадна Филипповна? — спросил Данилов сухо.
— Тянет ответить, что навсегда, — сказала Знаменская, швыряя свою папаху на вешалку.
Папаха ударилась о крючок и непостижимым образом осталась висеть.
Данилов со Знаменской некоторое время смотрели на нее с удивлением, ждали, когда она упадет. Она не упала, и они уставились друг на друга.
— Я приволокла вам ананас, — сообщила Знаменская и, не обращая на Данилова внимания, двинулась в глубь квартиры. — Ничего, — проговорила она оттуда, — все ничего, миленько. Живенько. Здесь вы работаете, да? А здесь спите. Здесь едите и сидите. Все ясно, — заключила она, как будто поставила диагноз.
Данилов ходил за ней «с сумочками» и чувствовал себя идиотом.
— Да, и водку! — спохватилась Знаменская. — Ее нужно в холодильник. Или теплую хотите?
— Никакую не хочу, — мрачно заявил Данилов.
— Напрасно, — пробасила Знаменская, — теплая водка, какая вкуснота!
Оттеснив Данилова, она ловко ввинтилась в ванную и стала мыть большие красные руки, сильно и равномерно их намыливая.
— Ванночка тоже ничего себе, — заключила она, выходя, — стеклянных кирпичей нет, но более или менее. Совет Федерации не утвердил мораторий на исследования в области клонирования. Сейчас я достану ананас, и мы тяпнем водки.
— Ариадна Филипповна, зачем все это? — Данилов поставил «сумочки» на пол. — Я правда сейчас не в настроении. У меня был очень трудный день.
— Пойдите вы!.. — отмахнулась Знаменская. — Вы кто?
— Кто я?
— Вы архитектор, а я ваш наниматель. Если наниматель изволит пьянствовать с вами водку, вы должны подобострастно соглашаться и принимать посильное участие. Вам понятно?
— Нет, — сказал Данилов, — непонятно.
— Эти козлы в президиуме Академии наук считают, что исследования в области получения стволовых клеток в Штатах сейчас затормозятся, следовательно, и нам можно не спешить! — сообщила Знаменская и кинула в рот сигарету. — Я ни хрена не смыслю в молекулярной биологии, но уверена, что они сейчас еще больше денег бросят на это дело. Конечно, мы отстанем и через десять лет кинемся вылезать из жопы. А как же! Только так. Я сегодня на
— Какой еще дортуар? — сквозь зубы спросил Данилов. — Не будем мы планировать никакой дортуар!
— И черт с ним, — энергично сказала Знаменская, — мойте руки и садитесь.
Оказывается, пока они препирались, она накрыла стол — огурцы, помидоры, жареная курица, похожая по размерам на небольшого слона, грибы, салаты в пластмассовых мисках, хлеб толстыми ломтями и в самом центре — распроклятый ананас и бутылка водки.
— Да не пяльтесь вы, а садитесь, — приказала Знаменская.
— Я не ем так поздно.
— Вы не старый дед, — отрезала она, — ничего такого не будет, если вы поедите. Если у вас сделается несварение, я вас спасу. Я врач. Вы что-нибудь об этом слыхали?
Данилов засмеялся и сел за стол.
— Наливайте, Андрюшик. Так, за здоровье присутствующих. — Она ловко опрокинула в себя водку, отломила кусок курицы, примерно половину, и положила на тарелку перед Даниловым. — Ешьте. Вам надо поесть, у вас голодный вид. Где салфетки? Ага, вот они.
Она проворно обглодала ножку, налила еще по стопке и закурила.
— Давайте, — сказала она и откинулась на спинку стула. Стул жалобно пискнул.
— Что давать? — не понял Данилов.
Знаменская вздохнула, от чего ее бюст еще более возвысился над столом и стал не правдоподобно огромным.
— Говорите, — пояснила Знаменская, — вам же страсть как охота поделиться со мной душевными переживаниями. У вас на морде написано.
Данилов засмеялся:
— Мне неохота. Правда.
— Что это за хрень о том, что на вас лица нет и вид душевнобольного? — спросила Знаменская и решительно стряхнула пепел с сигареты. — Ваша маман на своем банкете что-то мне про это толковала, и Циммельман подключился. Вы что? Жалуетесь на что-то?
— Да ни на что я не жалуюсь, — с досадой сказал Данилов, — глупости какие!
— А в чем дело?
— Спросите у Светланы Сергеевны.
— Не хочу. Хочу у вас.
Данилов выпил еще водки и вдруг спросил:
— Почему вы мне наврали, что оперировали в субботу?
— В субботу? — удивилась Знаменская. — В какую субботу?
— В минувшую. Я спрашивал, где вы были. Вы сказали, что оперировали в Кардиоцентре с вашим учеником Васей Бестужевым. Вы там не оперировали.
Знаменская смотрела на него внимательно. Выражения глаз было не разобрать за толстыми стеклами очков.
— Это имеет значение? — спросила она, помолчав.
— Да, — сказал Данилов, — огромное.
— Андрюшик, — задушевно начала Знаменская, — не волнуйтесь вы так. Вы все не правильно поняли. Я не говорила, что оперировала в Кардиоцентре. Я сказала, что Вася из Кардиоцентра. Вася Бестужев действительно там работает. Профессор Бестужев. Оперировали мы в Институте сердечных болезней на Пироговке. Можете позвонить и уточнить. Это вы звонили в Центр и сказали, что вы мой ассистент, а я потеряла сумку?