Однажды в Лопушках
Шрифт:
— Мы… некоторое время… — Синюхин дрожать перестал и грудь выпятил, правда, с нею обозначился и живот, а уж чего Ольга терпеть не могла, так это наличие у кавалеров таких вот округлых мягких животов. — Были вместе.
— Да? — она сказала это с придыханием. — Но почему?
— Так… первая любовь… вы позволите пригласить вас в кафе? — он-таки набрался смелости и сам испугался того.
Но Ольга позволила.
Почему бы и нет?
Правда, кафе местное, конечно, было не чета московским, убогонькое,
— Мы встретились на общем собрании. Для первого курса которое устраивают. Помните?
Ольга пожала плечами. Она не помнила. Она вообще первый курс помнила весьма смутно и большей частью сессию и матушкин гнев, ибо выяснилось, что учиться куда сложнее, чем Оленьке казалось.
— Мы оба были неместными. И знаете, это сложно. Покидать дом, уезжать в большой мир. Оказывается, что мир этот куда больше, чем представлялось, и совсем твоим ожиданиям не соответствует.
Вот с этим Оленька согласилась.
Она тоже ожидала иного… бал, скажем. Представление. Танец. Человек, который влюбится в неё с первого взгляда. И она, конечно, ответит взаимностью, но не сразу, ибо девушке хорошего рода отвечать взаимностью сразу некомильфо.
Сватовство.
Свадьба.
Оленька даже знала, какой эта свадьба будет. А тут какие-то Лопушки и равнодушный Николаев.
— На этом мы и сошлись. В какой-то момент времени мне казалось, что я влюбился. Я даже подумывал сделать ей предложение.
…в Оленькиных мечтах ей тоже делали предложение. В парке. На той аллее, где высадили сакуры, присланные с приданым императрицы Макумиро. И весной, всенепременно весной, когда эти самые императорские сакуры зацветали.
Иначе какой смысл?
Надо будет еще фотографа пригласить, чтобы запечатлел этот момент.
— Однако потом я пришел к пониманию, что мы слишком разные люди… — продолжал бубнеть Синюхин, вмешиваясь то ли еще в мечты, то ли уже в жизненные планы. — Маруся слишком… как бы это выразиться… приземленная. Она не способна вдохновить мужчину, а вы ведь понимаете, как это важно…
…еще можно у прудов. Там лебеди и камни, и тоже романтика, хотя у прудов многие снимки делают, что тоже не совсем правильно. Вот зачем было открывать императорский парк простолюдинам?
То-то и оно…
Нет, все-таки лучше аллея и сакура. И попросить папеньку, чтобы договорился эту аллею перекрыть, а то ведь тоже будут шастать всякие, мешаться под ногами, и на снимках тоже. Конечно, дорого станет, но если с подходящею кандидатурой…
Ольга посмотрела на Синюхина, с сожалением признав, что подходящею кандидатурой для женитьбы на Оленьке его не сочтут.
Вздохнула.
В мечтах сакуры роняли розовые лепестки, а перед Оленькой на коленях стоял человек…
…ее взгляд, рассеянно скользивший по посетителям кафе, зацепился за Николаева.
Николаева,
И ведьму, которая тоже отправилась что-то там закупать.
И теперь они, верно, закупившись, сидели в кафе и о чем-то беседовали. Так… премило беседовали, что Оленька ощутила, как внутри поднимается волна дурной силы. И выходит, что она, Оленька Верещагина, недостаточно хороша, а эта вот ведьма…
— …я понял, что достоин большего! — громко произнес Синюхин и даже кулачком по столу ударил. Ольга вздрогнула и очнулась.
Вот же… с-сволочи.
Глава 25 О разговорах застольных и телефонных
Интуиция — поразительное чутье, подсказывающее женщине, что она права, независимо от того, права она или нет.
Пойти в кафе предложила ведьма. Потом. Когда продуктовая гора — а Николай не представлял, сколько всего, оказывается, нужно для того, чтобы прокормить четырех человек — перекочевала из тележки в багажник авто.
— Тут кафе есть, — сказала ведьма, сдунув прядку, что выбилась из косы. — Неплохо готовят. И недорого. А вам бы поесть нормально надо. Пока ведь доедем, пока разгрузимся…
И Николай поспешно согласился. Вдруг да передумает.
Потом стало немного совестно: это ему бы предложить, а он, как обычно, задумался, замечтался, пропустил все. Кафе оказалось небольшим, но вполне симпатичным. Лишенное обычного для столицы пафоса, оно отличалось каким-то совсем уж местечковым почти домашним уютом. В нем нашлось место и клетчатым скатертям, и льняным салфеткам с вышивкой, шторкам, прихваченным широкими полосками.
Соломенным циновкам.
И детским акварелям на стенах.
— Я сюда подумывала устроиться, когда вернулась, — ведьма заняла столик у окошка. Вид открывался на парковку, но и это не раздражало. — Правда, не вышло. Оно семейное, и повар со стороны не нужен. Советую рагу в горшочках с грибами. Хорошо травы подбирают.
— Тогда… доверюсь вашему вкусу.
Ведьма глянула исподлобья.
— Твоему, — поспешил исправиться Николай. — Ты закажи, а я… позвоню одному человеку.
— Тогда рагу?
— И рагу. И… мяса побольше. Мясо я люблю.
— А что еще?
— Все люблю, — Николай улыбнулся. — Кроме, пожалуй, фаршированных перцев. Кошмар моего детства.
Ведьма кивнула с пресерьезным видом.
— Тогда обойдемся без перцев.
Старый приятель ответил сразу, будто только и ждал, когда Николай о нем вспомнит. И выслушал внимательно, впрочем, он всегда-то был внимателен.
— Кому-то еще говорил? — уточнил Род, когда Николай закончил излагать проблему.
— Нет.