Однажды в Марчелике 3

Сухов Лео

Касадоры скользнули внутрь дома. Дан сразу двинулся направо, Иоганн налево, а Мигель и Вульф – прямо. Скользнувшие следом Ионатан и Пётр страховали товарищей. За дверью, удерживаемый братьями Монтанаро, бился дежурный, но из сжатого, как в тисках, горла не вырывался даже тихий хрип.

Как поведал покойный Виктор, пехота заняла девять домов, не разрушенных артиллерией. В каждом из них находилось пятеро солдат. Один дежурный у дверей, четверо – спят.

Главной ошибкой староэдемцев было то, что выходы из занятых домов были далеко друг от друга. К тому же, ещё и вели на разные улицы. Поэтому солдаты, находившиеся у дверей, не видели друг друга.

Она иногда перекрикивались, но к середине ночи уже заленились орать. Вот тогда-то касадоры и ударили, приняв новую порцию специй…

Захват стартовал в середине смены, чтобы те, кто отдежурил своё, уже уснули. Первый дом был взят без эксцессов. Полузадушенного дежурного связали, затащив внутрь и примотав к пустой кровати. Оглушенных во сне солдат – тоже. Никто из касадоров не хотел, чтобы эти люди умерли легко и просто.

А даже если кто поначалу и возражал, то после того, как группа прошла мимо горы трупов высотой в человеческий рост, где вповалку лежали тела убитых жителей города, миролюбие смыло напрочь и без остатка. За такое нужно было наказывать! Жестоко наказывать.

Будь Дан и его спутники членами действующей армии, у них ещё могли бы возникнуть с этим сложности. Пусть на Эрфе не было аналогов Женевской конвеции, но взятых пленников старались лишний раз не убивать. Этого не одобряли власти, которые могли получить за пленников выкуп. Этого не одобряла Церковь, которая твёрдо стояла на заповедях. Этого не одобряли командиры, которые понимали, что их самих однажды могут взять в плен.

И даже если у какого-то отряда отказывали внутренние запреты, после чего они начинали резать людей направо и налево, их всё равно доводили до суда. Но Марчелика была фронтиром, границей обитания людей – и порядки тут были проще и жёстче. На центральных равнинах континента был один главный закон: нарушитель должен отправиться на суд Господа таким способом, который соответствует его проступку.

Если сказано прокатить в петле – значит, надо прокатить в петле. И если для этого придётся взять в плен пять десятков солдат, никого сходу не добив… Значит, надо хотя бы попытаться – даже если подобное кажется невозможным. Но специи и не такое помогали воплощать в реальность. И пусть касадоры сильно рисковали, дважды накачиваясь отравой, но свершить суд для них теперь было делом чести.

Поэтому они врывались в дома, занятые солдатами, били и связывали пленников, а затем двигались дальше. Во втором доме случилась первая накладка. Один из солдат невовремя проснулся и начал барахтаться, поэтому его не успели оглушить. Правда, тревога так и не поднялась: оказавшийся рядом Вульф умело двинул староэдемцу в горло кулаком. Однако до казни солдат уже не дожил бы – должен был задохнуться раньше…

В третьем, четвёртом и пятом доме обошлось без неожиданностей. Дежурных обезвредили, солдат оглушили, всех связали и оставили лежать. А вот в шестом доме касадорам не повезло. Там никто не спал. Солдаты, которые резались в какую-то игру, заметили появление людей. Спасло то, что оружие у них было слишком далеко. Несколько взмахов ножом, и четыре человека со стоном опустились на пол.

– Раны перетянуть! – приказал Дан, прислушиваясь к тишине ночи. – Связывайте их, и пошли дальше!

К счастью, драка и шум никого не разбудили. А что трое пленников опять-таки могли не дожить до казни, касадоры с известным фатализмом списали на провидение Господне. Раз этим конкретным солдатикам повезло – значит, не так уж они и провинились.

Оставшиеся три дома сдались касадорам без сопротивления.

Оставался только дом десятников и штаб. Вот с десятниками-то как раз пришлось повозиться… Шесть человек не спали. Они сидели у костра и мрачно переговаривались.

– Психа надо снимать… – заметил один из них, пока в темноте ночи касадоры скользили тенями за спинами будущих жертв.

Пришлось ждать, когда подтянется весь отряд с холма артиллеристов. Одно дело – людей во сне вязать, а совсем другое – когда они не спят. Ещё сбежит кто-нибудь…

– Ты уже это говорил, – мрачно ответил второй десятник. – Кто это делать будет?

– Может, все вместе? – нерешительно предположил первый.

– Вместе? Этого чёрта надо просто пристрелить, как бешеного пса! – пробурчал третий.

– А если спросят потом? – мрачно проговорил второй. – Вы как хотите, а я под трибунал идти не готов…

– Мы под трибунал пойдём, если продолжим в том же духе! – прошипел первый. – Он же психованный! Снимать его надо!..

Тем временем Дан с Алексом притаились за одним из десятников. Старган поднял руку, предупреждая остальных о готовности. Специи позволяли им нормально видеть в ночи. Пелла, следившая за подготовкой, должна была махнуть рукой, чтобы дать сигнал к атаке, когда все доложатся. И ничего из этого десятники, сидевшие у костра, видеть не могли. Очень удобно, если не боишься перечной лихорадки. А её боялись все нормальные люди. Кроме ушибленных на голову касадоров.

– Либо мы сейчас договариваемся и снимаем психа!.. – пробурчал ещё один десятник. – Либо хватит сидеть по ночам, глушить вино и бесполезно трепаться…

– Верно! – согласился второй. – И отдохнуть нормально не можем, и дело провернуть кишка тонка…

В этот момент Пелла подняла руку. Дождалась, когда все касадоры посмотрят на неё, и махнула. Из-за горизонта выглянул Гробрудер. Красные лучи ночного светила пронзили ночную тьму. Десятники успели заметить смазанные тени, летящие к ним, но сделать ничего не смогли: на шею легли удавки, перехватывая дыхание, а в животы вонзились тяжёлые кулаки. Пока солдаты пытались справиться с болью и удушьем, им на руки и на ноги накинули и затянули петли. Дело было сделано.

Оставался только психованный командир. И, понятное дело, казнь.

Г. Стеинхольвег, близ расположения пехоты, Марчелика, середина ночи 15 мая 1937 М.Х.

Поль проснулся как-то слишком резко и быстро. Вот он ещё видел какой-то сон, а вот уже открыл глаза – и больше не может уснуть. Такого с ним давно не случалось… Будучи лекарем, Поль сам себе выписывал успокоительное, чтобы лучше спать. Война – дело грязное, отвратительное, хоть и нужное. А ему приходилось смотреть на такое, после чего кошмары могли до конца жизни сниться…

Однако, как и все лекари, Поль старался держать себя в руках. И всё же в последнее время тревог у него прибавилось. Сотня осуждённых, в которую его распределили, и раньше отличалась звериной жестокостью. А после того, как у заместителя сотника обнаружились явные признаки навязчивого состояния и паранойи, солдаты тоже перестали себя сдерживать…

Маленький городок Стеинхольвег стал апогеем жестокого пути отряда. После первого штурма семь женщин до смерти снасильничали. А уж убийства мирных жителей с особой жестокостью – это вообще отдельная песня… Всех, кого удалось захватить и кого удалось спасти из рук озверевших солдат, заперли в церкви. Только несколько человек обслуги оставили. На ночь их запирали в отдельном доме.