Одни сутки войны (сборник)
Шрифт:
— Передай Третьему, чтобы попросил авиаторов, во-первых, повесить побольше «люстр», во-вторых, выслать легкие бомбардировщики: пусть щелкают по маленькой.
Так генерал говорил по привычке, а сам очень надеялся, что легкие ночные бомбардировщики — «кукурузники» — сумеют нанести потери выдвигающимся по лесным дорогам частям противника.
Гул танков слышался уже за поймой, а бой, что разгорелся на месте засады, ослабел. Но машины горели ярко, и командующий принял первое решение.
— Передай танкистам, чтобы включили фары. Пусть не боятся: резервы противника еще далеко.
Через минуту-две
— И артиллерии легче переносить огонь.
Он уже начинал верить, что все обойдется, и вдруг увидел жирную огненную трассу, перечеркнувшую едва различимое поле боя в дубраве, за ней промелькнула вторая, третья.
За гулом боя услышать подход танков противника было невозможно, определить по трассе, кто бьет — противотанкисты или танкисты, — тоже. Важно одно: танки получают отпор. И если им сопротивляются танки противника, то… то лучше не думать, а ждать.
Он опять сидел и ждал, и все в нем то холодело, то набухало горячечной тяжестью. В такие минуты ему казалось, что по коже головы и в волосах ползают муравьи. Но все было проще. От чрезмерного и тщательно сдерживаемого напряжения у него стали привычно седеть волосы. То один, то другой свертывался, как еще зеленый листок, тронутый внезапным жестким морозом, и тревожил соседние. Потом он чуть распрямлялся, укладываясь в пряди, и опять шевелил соседние.
От поймы донесся шум автомобильных моторов, натужные крики солдат, и командарм понял, что артиллеристы начали форсирование поймы.
Далеко впереди светлыми мотыльками вспыхивали разрывы зенитных снарядов, а несколько ниже переплетались — медленно и красиво — трассы эрликонов и пулеметов. Всю эту нестрашную красоту подсвечивали снизу и как бы изнутри багровые вспышки разрывов авиабомб и занимающиеся пожары.
Все шло по плану, хотя многое не нравилось командарму. Когда ему доложили, что танки вышли на рубеж непаханного поля, что разведчики захватили пленных и они подтвердили свое «французское происхождение», а также наличие эсэсовской танковой дивизии, которая по расчету времени должна прибыть на исходные для атаки позиции через час-полтора, командарм поднялся и попросил связиста вызвать командующего фронтом.
Его соединили довольно быстро, уже в тот момент, когда новые партии самолетов вывесили в небе САБы, или «люстры» — осветительные бомбы, и тени от их резкого желтоватого света поплыли в узкой прорези амбразуры. Командарм коротко доложил:
— Дополнительные сведения разведчиков заставили ускорить операцию, дальше все прошло по плану. Сейчас выдвигается танковая дивизия. Полагаю, что дальнейшее развитие успеха в глубину преждевременно.
— Почему?
— Пока прошли практически без потерь или почти без потерь. Встречный бой с танкистами заставит втянуть резервы. А ведь плацдарм занят.
— Тем более. Надо двигаться дальше…
— Танкам негде развернуться — кругом леса и болота. Думается, на будущее пригодится…
— Не понимаю, почему на будущее, если боишься сегодня.
— Я-то не боюсь. Но пусть он думает, что мы струсили. Пусть считает, что все резервы выплеснули. А когда он нас начнет спихивать, тут мы его еще и обескровим.
Командующий
— Слушай, а ты не стареешь?
— Вот те на!.. — притворно удивился командарм. — Я ж эту авантюру затеял. Так что ж, и затея, выходит, от старости?
Командующий фронтом невесело рассмеялся:
— Ты вывернешься… — Опять подумал и недовольно закончил: — Ладно, будем экономить силы.
Командарм медленно протягивал трубку связисту, но внезапно опять прижал ее к уху.
— Третьего! Срочно! — Подождал, пока соединили, и приказал: — Разведку боем отменяю. Передай соседям. Закрепиться! Выдвигай пехоту и саперов. Мины — прежде всего. — Он отдал трубку и, выходя из дзота, коротко приказал: — Машину! Лебедев, со мной!
16
Танки шли ходко, маневрируя между дубов. Передовой танк заметил отсветы горящих машин, мельтешащие фигурки, и командир приказал «сунуть» туда пару осколочных — артиллерия уже перенесла огонь и без толку крушила теперь черемуховый и птичий разнолесок.
В зеленовато-сизой темноте детали не различались, и механики вели машины, ориентируясь по следам впереди прошедших машин: боялись мин. А если прошел один танк, так по его следу пройдут и другие.
Метрах в пятистах от опушки дубравы механик головной машины дал газ, и десант дернулся. Когда командир орудия выстрелил, гул от выстрела больно ударил по нервам, кое-кто из молодых, прибывших с последним пополнением, приник к вздрагивающей броне и ощутил, как бешено колотится сердце и сохнут губы. Командир выстрелил вторично, и стало совсем плохо, потому что издалека над машиной пронеслась гудящая стремительная болванка, роняя искрящуюся трассу. И в это время рядом с машиной, прерывая все звуки боя, раздался необыкновенно высокий, наполненный смертной тоской человеческий крик.
Какой-то парнишка из пополнения потерял контроль над собой и, спрыгнув с брони, метнулся было назад, но споткнулся о распластанное на земле тело, упал, перевернулся и с ужасом уставился на мертвеца. Но мертвец дергал ногой и медленно поворачивал голову. На его губах пузырилась розовато-желтая от дальних САБов пена, и сами САБы играли в каждом пузырьке. Играли и пропадали.
Это показалось парнишке очень страшным. Увидев, что прямо на него движется тяжелая серая громада танка, он вскочил и истошно заорал:
— Стой! Стой! Стой!
Механик, конечно, не слышал его голоса, но увидел мечущуюся фигурку, а тут еще десант заколотил прикладами по броне. Механик сбросил газ, танк резко встал.
И тут — впереди, с боков и сзади — на танках стали вспыхивать фары. Механик тоже включил свет и только тогда увидел за парнишкой распластанное тело. Он пробормотал: «В такой темени и в самом деле своих подавишь», поработал фрикционами и вывернул машину в сторону от лежащего тела.
Парнишка стоял возле Андрея Матюхина и не знал, что делать. Он впервые попал в бой, да еще в ночной, да еще в десанте, и растерялся. Постепенно мальчишеская жалость пересилила страх, парнишка припомнил, чему его учили в запасном полку. Он расстелил плащ-палатку, осторожно подвинул на нее раненого и отволок за ствол дуба. Мимо проходили танки, и он прыгал возле них, кричал: