Одноколыбельники
Шрифт:
Вечно запертая высокая стеклянная дверь не давала нам покоя. По обе стороны от нее тянулись большие окна, за которыми видны были раскидистые пальмы, ровно обрезанные деревца с розовыми и белыми цветами, много толстых колючих кактусов и других интересных растений. Ключ от этой двери садовник всегда носил с собой. Отпиралась она лишь ненадолго рано утром, с приездом водовоза, когда мы еще спали.
Вообще этот дом казался нам таинственным: с утра в окнах второго этажа мелькали детские лица, часто оттуда доносилось хоровое пение или просто слова нараспев.
– Мама, что
– Это детский сад. Вы скоро будете в него ходить.
– А почему же в саду никого не видно? Там только садовник.
– Это зимний сад! – засмеялась мама.
– Почему же он называется «детский»?
– Это не детский, – детский наверху. Впрочем, вы сами скоро увидите: с будущей недели вы будете ходить туда.
Разговор на этом кончился. Мы торжествовали: дом становился нашим.
– Как будет злиться садовник! Уж теперь ему придется дать нам ключ! – мечтали мы вслух с Женей.
Накануне долгожданного дня мы переговаривались перед сном.
– Кира, как ты думаешь, можно будет рвать цветы? – спрашивал Женя.
– Конечно, можно. Теперь все будет наше.
– Я беру розовые.
– Нет, я!
– Ведь они мои уже. Ты бери белые!
– Сам бери белые, я розовые хочу.
– Я первый увидел сад! Ты еще спал, а я везде был, все видел и выбрал себе розовые!
– Во-первых, я их хотел для мамы, а во-вторых, ты можешь их брать. Я возьму себе пальмы, апельсины, лимоны, те белые цветы и… и весь детский сад!
– Я тоже хочу детский сад! – обиделся Женя.
– Нет уж, извини. Ты бы раньше брал! Оставайся теперь со своими розовыми!
Женя заплакал.
– Хочешь, поменяемся? – предложил я.
– Хочу-у… – сразу успокоился Женя.
– А дашь мне розовые?
– Бери.
– Только сад пусть будет общий!
– Общий… – уже сонным голосом повторил Женя.
Мы заснули. Завтра волшебный дом раскроет нам свои двери.
Длинная полутемная передняя с зажженной у подзеркальника лампой; множество пальто, шляп, калош; шум детских голосов за стеной…
– Вам старшую мамзель? – спрашивает прислуга.
– Да, пожалуйста, – утвердительно кивает мама.
Голоса за дверью на минуту стихают. Мы крепче прижимаемся к маме.
– Сейчас придет учительница, – говорит мама, – будьте с ней повежливей и отвечайте на вопросы по-французски. А главное – не бойтесь, вам тут будет очень весело.
– Мама, а сад этот – как внизу? – и я указываю пальцем в сторону голосов.
– Сейчас сам увидишь!
Мы смотримся в зеркало: какие у нас хорошие новые матроски! Совсем одинаковые, только якоря у меня побольше.
– Bonjour, madame!
Я испуганно повертываю голову: перед нами «старшая мамзель». У нее желтое лицо, высокая прическа и темно-синее платье.
– Это, наверное, ваши маленькие мальчики? – продолжает она по-французски.
Мы кланяемся.
– Можно их пока отвести к детям?
– Пожалуйста. Идите, детки! – говорит нам мама.
– А ты с нами не пойдешь? – спрашивает Женя, не отпуская маминой руки.
– Я потом приду. Идите, милые! Не забывайте, что я
Мама целует нас. Mademoiselle берет нас за руки, – сейчас мы войдем в наш сад! Длинный коридор, по стенам картинки со зверями, – пока ни цветов, ни деревьев не видно… Мы с Женей переглядываемся.
– Вот мы и пришли! – говорит m-llе, нажимая медную ручку двери.
Господи, как в этом саду кричат! Мы входим. Крик замолкает.
У меня рябит в глазах от всех этих красных, синих, клетчатых девочек и мальчиков.
– Вот вам, дети, два новых маленьких друга, – говорит m-llе, выдвигая нас вперед, – я сейчас пойду говорить с их мамой, а вы пока познакомьтесь. Как вас зовут? – спрашивает она уже в дверях.
– Меня Кира!
– Меня Женя! А вас как?
Все почему-то громко смеются. Женя краснеет.
– Меня зовут m-llе Marie. Тише, дети. Смеяться тут не над чем. Маргарита, познакомьте их со всеми.
M-llе Marie ушла. Мы стоим у стены под любопытными взглядами чужих детей. Сколько их! Мы никогда не видели столько за раз! И какие у них всех блестящие глаза!
Я оглядываю комнату: веселая комната! Три светлых окна, обои с голубыми венками, длинные столы, покрытые листами цветной бумаги. Но какой же это сад? Мне хочется спросить у Жени, но я не решаюсь.
С ближайшей скамьи поднимается девочка в клетчатом – зеленом с красным – платье. Это, наверное, Маргарита. Сейчас она будет нас знакомить со всеми детьми. Вот она перед нами. Заложила руки за спину и смотрит. Детям нельзя класть руки за спину – Fraulein всегда нам это говорит! У девочки круглое лицо, припухший, точно от насморка, нос, маленькие глаза и вьющиеся волосы, завязанные на макушке бантом. Как он смешно торчит! Наверное, он на проволоке.
– Кто из вас Кира и кто Женя?
Голос у нее, как у большой, и ростом она много больше меня.
– Кира – я, а Женя – он.
Молчание. Девочка крутит шеей и смотрит в потолок.
– Меня зовут Маргарита. Это очень красивое имя. Моя крестная мама тоже Маргарита. У нее свой дом, своя карета и свои лакеи. Когда я вырасту, у меня тоже все это будет. Я здесь старше всех, и все меня должны слушаться. Ты меня будешь слушаться?
Я отвечаю не сразу. Мне, собственно, хочется ответить «нет», но как знать – может быть, это тоже учительница? M-llе Marie старшая, а это младшая… Спросить у Жени? Но Женя тоже не знает. Нет, наверное, не учительница! Разве у учительницы бывают короткие платья и торчащие банты? А если не учительница, то…
– Почему ты молчишь? Ты немой? – прерывает Маргарита мои размышления.
– Ты сама знаешь, что я не немой. Я тебе только что сказал, что меня зовут Кира, а его Женя.
– Кира! Кира! – презрительно фыркает она, – вот так имя! Ну, Кира, ты меня будешь слушаться?
– Нет. Ты не учительница, ты просто маленькая девочка. И не хвастайся, пожалуйста, своей крестной мамой. Моя мама говорит, что глупо хвастаться.
– Сам ты глупый!
Я смотрю на Женю: он прижался к стенке и испуганно моргает глазами. Вокруг нас уже целая толпа детей. Я храбро смотрю прямо в глаза Маргарите.