Одолень-трава
Шрифт:
В конце рабочего дня позвонила Вика и пригласила Николая Сергеевича прийти в ним.
Викентий Викентьевич чувствовал себя неважно, и они сидели в комнате Вики. Все тут оставалось как и при Вадиме. Даже учебники и тетради лежали на прежнем месте; над ними на стенке висел привезенный Николаем Сергеевичем с Чукотки и сразу, что называется, с первого же взгляда полюбившийся сыну веселый человечек Пеликен из моржовой кости. Все, как было и неделю, и месяц назад. Будто Вадим ушел ненадолго и скоро вернется…
Пробыл Николай Сергеевич в этом всегда добром для него доме недолго, какой-нибудь час. Но сколь важным оказался этот час! Сколь драгоценны для него были
«Умная статья!.. Когда я поближе познакомился с Колей, мне задним числом и то страшно стало, что тогда в переулке могли зарезать такого чудесного парня…»
А еще Николай Сергеевич прочитал в Вадимовом дневнике и такую запись:
«Мама меня любит больше. Мне уютно и беззаботно под ее крылом. Но ее любовь какая-то расслабляющая, она не стремится сделать меня лучше и, как в песне, только наоборот, никуда не зовет, не ведет и жить не помогает… Пролентяйничал я, что-то не сделал или сделал не так — все прощается. И если я еще не законченный эгоист — этому можно только удивляться. А может, «виной» тому отец… Он меня всегда гладил против шерстки, мне это не нравилось, да и кому может понравиться! Он предъявлял ко мне какие-то, пусть и небольшие, требования. Меня это тоже не приводило в восторг… И вот только теперь я начинаю понимать, что мама любит меня слепо, бездумно, следуя своему материнскому инстинкту, как любит любая мать своего детеныша… Отец же думал о том, чтобы из меня вырос человек. А это уж второй вопрос — все ли правильно и умно он делал, чтобы добиться этого. Да и не всегда у него находилось время со мной возиться, мама же всегда была при мне… И — не странно ли? — понял я всё это вот только теперь, когда стал жить не при папе и маме, а на расстоянии от них…»
Вика словно бы почувствовала состояние Николая Сергеевича, пригласив его к себе. Ее рассказы о Вадиме, вот эти дневниковые записи сняли с сердца тот тяжелый гнет, который давил на него все последнее время. Ничего вроде бы не изменилось, и в то же время многое изменилось…
Чтобы немного освоиться со своим новым состоянием, он решил идти домой пешком. И не так уж далеко, и торопиться некуда: то, что он узнал от Вики, Нине Васильевне пересказывать все равно не будешь…
Поначалу мысли его шли как-то вразброс, но постепенно стали выстраиваться в определенную линию: сын — отец. На одном конце был сын, на другом — отец. Как и почему они оказались на разных концах одной родственной линии, и кто должен был преодолеть разделявшую их полосу отчуждения?
Отчуждение началось еще давно, едва ли не с самого детства. Любящая мама прилагала к этому все свои силы и свое старание.
Как-то копал он на дачном участке грядки. Дал маленькую лопату и Вадиму. Помощь от восьмилетнего парнишки невелика, но пусть хоть немного приучается к труду. Вадим взялся за дело с удовольствием. Тогда он под каким-то придуманным предлогом ушел в дом: покопай пока один, я вернусь — доделаем, один-то, наверное, не осилишь… Когда он вернулся, грядка, конечно же, была докопана и Вадим утирал честный трудовой пот с сияющей гордостью и довольством физиономии. Однако Нина Васильевна дала этому в общем-то заурядному уроку труда в воспитания характера свое истолкование: поимел бы совесть —
Подобную материнскую жалость к бедному ребенку она будет выказывать по всякому пустяковому поводу и потом, выказывать — что особенно скверно — при самом Вадиме. Сын утверждался или возвышался в ее глазах не когда ему удавалось сделать что-то доброе, не только для себя, но и для других полезное, а когда она, к примеру, покупала ему джинсы: ну вот, теперь не хуже других… Магнитофон купили: не надо будет бегать к друзьям, просить, кланяться, теперь ты ни от кого не зависящий…
Такое истолкование посильного труда или столь же своеобразное понимание независимости внушались мальчишке не год и не два. И в самом деле, остается только удивляться, как из него не вырос отъявленный бездельник и эгоист.
Легко представить, как на этом фоне безбрежной материнской любви воспринимались мальчишкой какие-то ограничения или требования, которые исходили от отца. Что надо ему, этому строгому человеку, то живущему в доме, то по неделе или больше где-то пропадающему? Зачем он вмешивается в его ровно текущую жизнь, ругается с любящей его мамой? Они вот с мамой всегда находят общий язык, почему же он не найдет?
Не здесь ли и не тогда ли еще пролегла полоса отчуждения?! И с годами она не сужалась, а стараниями Нины Васильевны даже расширялась…
Ну ладно, пусть так. У тебя есть веские оправдания. Мама при сыне денно и нощно, а у отца работа такая, что не дает возможности быть с сыном более-менее постоянно. Командировки командировками, но и когда он находится в Москве, времени у него всегда в обрез. То дежурство по номеру, то срочный материал на злобу дня, то еще что. Пообедать в урочный час и то, бывает, времени не находится. Постоянно надо держать себя как бы в состоянии мобилизационной готовности.
Все так. Сюда можно и добавить, что отец на хорошем счету в редакции, о нем отзываются как о способном, умеющем «ухватывать» острые жизненные проблемы журналисте, недаром на его очерки и статьи приходят сотни читательских откликов.
Все так. Но если на одной чаше весов хороший журналист, а на другой плохой отец — какая чаша должна перетягивать? Да, конечно, идеальное сочетание — хороший журналист и хороший отец. Но оно, наверное, возможно при другом идеальном сочетании: в воспитании сына мать и отец дудят в одну дуду. Если же дудки разные и слышна чаще лишь одна из них — под эту дудку сын и научится шагать.
Отец ездил в командировки по стране с большой охотой, за проблемные статьи брался с таким энтузиазмом, что на время забывал все на свете. Но, может, стоило в какие-то командировки не уезжать, какую-то статью не написать, «пропустить» или отдать тему товарищу? Может быть, стоило? Цена все же довольно высокая: твой сын! Тогда бы он твою дудочку слышал почаще, и шаг у парня выработался бы более твердый. Тогда бы и полоса отчуждения сокращалась, а то и вовсе исчезла.
Ты этого не сделал. Ты сдал свои позиции без боя, смирился с безраздельной властью над сыном его любящей мамы. Да еще и ждал в последнее время, когда сын пойдет через полосу отчуждения тебе навстречу, вместо того чтобы пробиваться к нему самому. Вот и получилось, что ты «пропустил» сына. Хороший, пишущий о серьезных вещах, в том числе и о воспитании молодежи, журналист для собственного сына оказался плохим отцом… Что может быть горше этого?!
Восточная мудрость гласит: нет лучше памятника отцу на земле, чем его сын. Но пусть не родится такой сын, который по дороге любви своей к родной земле не сделает шага дальше отца…